Диалектика русского этноса, или в поисках русского генофонда

Попытка Балановских взойти на Олимп от грешной Земли явно не удалась. Казалось бы, какое ученому дело до политики?! Но это не так, конечно. Нельзя ставить политику в оппозицию к науке, как алхимию к химии, астрологию к астрономии, шаманство — к медицине и т. д. Подлинная политика — это синтез наук: биологии, истории, культурологии, психологии, экономики и др. Поэтому настоящему ученому лучше бы иметь научно выверенную до последней мелочи политическую позицию. Но уж если таковой нет, то не следует ли закрыть глаза на внеположные исследованию обстоятельства и честно придерживаться объективных методов и полных данных чистой науки?!

Ученый должен понимать: не хочешь потакать одним политикам (и политиканам) вольно, сознательно — будешь потакать другим невольно, в меру своего непонимания. В стороне остаться не удастся в любом случае. Небрежное, свысока, «олимпийское» отношение Балановских к политике оказало дурную услугу им как ученым и русским как народу. Ибо авторы хотели бы, но не могут быть вне политики и потому вторгаются в нее неуклюже. Увы! Они таки пошли на поводу у политических спекулянтов, притом жестко антирусских, приравняв политическую границу к генетической, этнической! (Хотя сами против этого предостерегали.) И тем самым де-факто опротестовали статус русских как разделенной нации и их естественное право на воссоединение…

Голос Балановских-политиков, к счастью, стоит немного. Но в результате этой их манипуляции пострадала наука, они изуродовали, «обрезали» не ареал, а истину. А поскольку голос Балановских-ученых, напротив, стоит немало, их книжка льет воду на мельницу украинских и прибалтийских националистов и русофобов. А что хуже всего — ставит интеллектуальное препятствие на пути воссоединения русских с белорусами, русских России — с русскими Украины, Казахстана, Эстонии. Такова пагубная политическая проекция научной непринципиальности и предвзятости.

Нехорошо.

* * *

Мои недоумения по поводу «философии ареала» Балановских на этом не заканчиваются, но уже относятся к другим, не только русским ареалам, назначенным ими к рассмотрению. Отчасти об этом придется говорить в следующей главке, специально посвященной проблеме популяции, но кое-что необходимо сказать уже сейчас. Главная претензия — та же: в рассмотрение берется не ареал генофонда, а генофонд ареала.

Несколько смешивая, по обыкновению, биологию с географией, Балановские оперируют понятием «ойкумены», традиционно, от древних эллинов, географическим и цивилизационным, — как биологическим, популяционным. И пишут: «Ойкумена — это уже самый высокий уровень для популяций человека. Человечество представляет единый вид и является той самой большой “матрешкой”, в которую вложены все остальные» (93).

Против такого взгляда необходимо возразить. Из того, что при создании всего человечества, всех рас и народов использовался в разных сочетаниях один и тот же набор генов в разных комбинациях — еще не следует их родственная связь и/или восхождение к общим предкам. Попробуйте заменить в такой гипотезе слово «ген» на слово «химический элемент» или «атом» (а ведь все мы, безусловно, сделаны из одинаковых атомов) и абсурдность ее станет очевидной.

С тех недавних пор, как генетику Сванте Паабо удалось неопровержимо доказать, что неандерталец не является предком кроманьонца, вся эволюционная цепочка происхождения человека, заучивавшаяся нами в школах, полетела ко всем чертям. Теории моногенизма (происхождения всего человечества в одном месте от одних предков) был нанесен смертельный удар, а полигенисты заслуженно торжествуют. Самая большая реальная «матрешка» отныне — раса.

Балановские, как видим, не учитывают названное обстоятельство, оставаясь на позициях моногенизма («все народы от века друг другу сродни»). Что плохо сказывается как на выборе ареала исследований, так и на трактовке результатов.

Так, очередной любимой игрушкой авторов оказывается такая «ойкумена» и такой «генофонд», как «Северная Евразия». Которая, как мы убедимся, и не ойкумена, и не генофонд. Модный у политических спекулянтов, которых так опасаются Балановские, топоним «Евразия» вообще, на мой взгляд, имеет крайне ограниченное применение. Представление о Евразии согласуется вполне лишь с геологией, уже только кое-как с географией (и то физической, но не политической), а уж с расологией, антропологией, историей, политологией, культурологией — вообще никак не согласуется!