Диалектика русского этноса, или в поисках русского генофонда

Балановские интригуют нас: «В результате специально проведенного анализа генофондов народов всего мира, мы можем сегодня утверждать, что именно генофонд Северной Евразии (основную часть которого составляет Россия) сохраняет в себе максимум характеристик общечеловеческого генофонда. Такого сходства с генофондом человечества нет ни в одном другом генофонде коренного населения мира. Если основываться только на этих свойствах и на минуту забыть, о сколь северной окраине ойкумены идет речь, то можно было бы подумать, что мы имеем дело с некой самой центрально расположенной частью мировой суши или же с прародиной человечества. Но поскольку первое предположение неверно, а второе невероятно (?), то тем самым мы стоим перед самой настоящей загадкой, представляющей серьезную научную проблему» (17). На с. 369–372 они прямо отождествляют Северную Евразию с «бывшим СССР» и подтверждают свой вывод: «Наиболее близок к мировому “генетическому центру” генофонд Северной Евразии» (370).

Ну и что? О чем это говорит? СССР — «модель мира»? Мерси за честь, а толку-то что?! Ведь такое генетическое разнообразие характеризует вовсе не некий единый «генофонд Северной Евразии», несуществующий на самом деле: вместо него налицо салат из генофондов разного этнического и расового происхождения, упакованных в одну политгеографическую оболочку Советского Союза, который, кстати, не случайно распался именно по этнополитическим границам.

Если в одну емкость вы вывалили вместе селедку, шампанское, духи и елочные игрушки, а потом перемешали — разве это все составляет единство? Разве что в смысле оригинального новогоднего подарка. Но произвольность, необязательность такого «подарка» бросается в глаза. И вообще, границы емкости — это еще не «единство»!

* * *

Подытожу. Подходить к фактам, обнаруженным Балановскими, с их установками нельзя. А то выводы будут: а) ложными, б) не поддающимися рациональной трактовке.

Во-первых, непонятно, как можно замыкать некий якобы единый генофонд в ойкумену типа «Северная Евразия» (географически совпадающую с СССР, где и проводились полевые исследования)? Генофонд не может быть замкнут в границах политической географии, в границах некоей страны. В противном случае чей же это будет генофонд, какого этноса, какой расы?

То, что попадает в оптику Балановских, именуется не иначе как «население Советского Союза». И все! Тут нет ничего этнического, ничего расового. Если, конечно, не считать за этнос такую фикцию, как светлой памяти «советский народ» — фантом из фантомов, не проживший и полвека.

Перед нами — искусственное, вымышленное единство. Пресловутый генофонд ареала. Поэтому мозаичность «генофонда Северной Евразии», на которую упирают авторы (253), на деле ни о чем не говорит, поскольку ареал выбран произвольно и неправильно, а сам подобный «генофонд» — классическое «воображаемое сообщество» по Бенедикту Андерсону. Вроде пассажиров вагона метро, генофонд которого никому не придет в голову изучать, хотя ареал налицо.

Такая псевдоцельность ничем, кроме случайных границ, не скреплена. Никакого обобщающего значения ее исследование дать не может в принципе: ведь сюда попадают и европеоиды, и монголоиды, и метисы. Не может простая сумма генов Северной Евразии (то бишь СССР) почитаться за какой-то единый генофонд, тем более если мы признаем, что «по уровню общего разнообразия этот генофонд занимает первое место в мире»!

Эту понятийно-методологическую дикость авторы никак не объяснили. Точнее, привели мелким шрифтом такое объяснение, которое заставило меня до боли им посочувствовать, но… не оправдать:

«Для советских генетиков Северная Евразия вынужденно становилась всей ойкуменой. Влияния государственной идеологии на науку было невозможно избежать. Например, в компьютерные картографические программы граница СССР была «зашита» так же прочно, как очертания континентов… “Железный занавес” — государственная граница СССР — действительно воспринималась тогда как граница осязаемого мира, граница “местной” ойкумены» (246).

Что ж, мы все родом из СССР, но, простите, прошло уже 20 лет с его кончины; кажется, было время избавиться от издержек политического диктата. А если авторы этого не сделали, чем их извинить? Не есть ли это та самая политическая спекуляция, которой они так старались избежать?

Самое интересное, что авторы открыто возводят свой произвол в принцип и метод, провозглашая: «Выделение регионов целиком подвластно произволу (таланту, научной интуиции) исследователя» (93)!

Результат этого принципа налицо.

Во-вторых, стоит только «расшить» границы СССР — и загадка, обескуражившая Балановских, просто исчезает. Надо взглянуть на генофонды именно поверх границ, в т. ч. с Китаем и Монголией.

Тогда-то и обнаружится тотчас же, что естественные границы у генофондов есть, но они называются не Северная Евразия, не СССР, не Китай или Монголия, а «раса монголоидов» и «раса европеоидов». Не политическую, а этнографическую (в расовом ключе) карту мира следует иметь в виду при таких исследованиях[19].