Читаем Диалектика русского этноса, или в поисках русского генофонда полностью

Диалектика русского этноса, или в поисках русского генофонда

Процессы как славянского, так и русского этногенеза происходили не без участия иноэтнических субстратов, в первую очередь — финского (в центре, на востоке, отчасти на севере), литовского (в центре), иранского и фракийского (на юге). Нужно правильно понимать сущность и масштабы этого участия. На мой взгляд, Балановские искусственно гипертрофировали его до невозможности, объявив финский субстрат чуть ли не конституирующим элементом русскости. Хотя наличие его в русском генофонде на севере просматривается лишь фрагментарно, а на юге и вовсе отсутствует.

Противореча основному пафосу своей книги, Балановские сами же признают: «Однако это направление «запад?>восток» так и не стало главным сценарием русского генофонда, не сумело превозмочь различия между севером и югом… В других главах… мы видели, что генофонд Русского Севера нельзя рассматривать только как наследство от финно-угров: он часто тяготеет к западным территориям, и скорее всего, к самому древнему палеоевропейскому пласту генофонда Европы» (288).

Нужно правильно понимать сказанное: палеоевропейский пласт являлся в той же мере протофинским или протолитовским, в какой и протославянским. Это во-первых. А во-вторых, судя по археологическим данным, на территориях, предназначенных историей к ославяниванию, финский субстрат существовал по большей части в виде небольших родов (даже не племен, не то что народов), редко распределенных по берегам водоемов и далеко отстоящих друг от друга. Оставив свой след в славянском генофонде, они не сделали его качественно иным, неславянским.

К сожалению, произвольное ограничение якобы «исконного» ареала исследования не позволило включить в анализ многие действительно исконные земли русского генофонда, где обитали летописные племена, чей генофонд также был для нас определяющим: дреговичи, уличи, тиверцы, радимичи, хорваты, дулебы (волыняне). В этом мне видится одна из причин искажения общей картины, нарушения истинных пропорций, позволившего так преувеличить роль финского субстрата, как это сделали авторы.

Помимо всем понятных негативных интеллектуально-нравственных последствий этого, есть еще один момент, на котором следует остановиться. Дело в том, что любая изменчивость может (а значит должна) быть градуирована, но для этого должна быть точка отсчета, в нашем случае — эталон русскости. В том ареале, который отвели себе для обработки авторы, они его не искали. Зато нашли в непосредственно граничащей с ним близи: это белорусский этнос.

Балановские формулируют это наблюдение так: «Если те же самые карты классических маркеров рассмотреть с точки зрения карты расстояний от русских, то мы увидим, что белорусы куда более похожи на русских, чем многие русские!.. Самый тонко дифференцирующий генетический маркер — гаплогруппы Y-хромосомы — показал удивительное сходство генофондов белорусов, поляков и западных русских. По этому сверхчувствительному маркеру своеобразие белорусского генофонда не обнаруживается!» (301).

Авторы невольно признаются здесь в том, в чем отказались признаться формально: генетический образец русскости на деле имеется, и белорусы соответствуют ему более чем кто-либо другой. Это еще раз говорит о том, что эталоном, точкой отсчета следовало брать не центральные или восточные, сильно микшированные, а западные, практически чистые популяции русских. А также о том, что авторы совершили стратегическую ошибку, очертив ареал русского генофонда на западе — границами нынешней кургузой России, во-первых, а во-вторых, включив в эти границы на востоке популяции не только финноизированных славян, но и, по-видимому, славянизированных финнов.

Отсюда, от принципиального нежелания признать объективность эталона, самими же и установленного, — такие провокативные, отбрасывающие длинную и мрачную политическую тень тезисы Балановских, как, например: объективно-де русских нет, есть лишь такое условное название; русские-де — сложный этнический микст; финские народы ближе-де нам генетически, чем западные славяне; принадлежность к русскому (и любому другому) этносу определяется не биологически, а самосознанием человека; лингвистические признаки + географические признаки = сущность этноса[81]… и т. д. Эти и подобные им тезисы явно нуждаются в тщательной перепроверке с совсем иных идейных и методологических исходных позиций. Вопрос об исконно русском триединстве великороссов, малороссов и белорусов также явно нуждается в новом изложении.

Русские поверх всех и всяческих границ: так следовало бы ставить проблему. Условно русские в искусственно очерченных границах: так поставили проблему авторы. А жаль.

Грядущим исследователям придется, во-первых, максимально освоить и осмыслить пионерский труд Балановских, но во-вторых — продолжить и углубить исследование с учетом возникших у авторов проблем.