– Говорить не будем? – заискивающе спросил следователь и, выдержав небольшую паузу, произнёс: – Вы, молодой человек, думаете, что мне что-то от вас нужно. Ничего мне от вас не нужно. Вы мне вообще неинтересны. Я заранее знаю, что вы скажете. – Следователь взглянул на лист бумаги, лежавший перед ним, и продолжил: – Я вас понимаю. Ох как понимаю! Бывает, так хочется улучшить, сразу улучшить, то есть ликвидировать нечто мешающее. Так хочется, что прямо руки чешутся, тем более что не одному хочется, а группе товарищей. Так бы взял и своими руками ликвидировал. Даже скулы на лице сводит и кулаки сжимаются до белизны на косточках. И думается: вот попался нам кто-то плохой – на месте разделаемся с ним!
Следователь пристально взглянул в глаза Фэду, прищурился, и арестанту показалось, что его могут вот сейчас, прямо на месте оглушить чем-то, ударить сзади. Он нервно дёрнулся и оглянулся. Сзади никого, и только шершавая каменная стена, слегка подсвеченная лампой, стоявшей на столе следователя, серой плоскостью незыблемо нависала за спиной арестованного.
– Не следует бояться, – криво улыбаясь, произнёс следователь. – Здесь у меня вас никто не обидит. Вот видите, мы здесь совсем одни. – Он махнул рукой вправо, влево и, нахмурившись, прочитал:
«Неужели… – мелькнуло в голове у Фэда. – Неужели он тоже?»
Он на секунду поймал взгляд следователя. Маленькие глазки зорко и злобно наблюдали за арестантом. Фэд резко опустил голову.
«Нет, этот не с нами, – подумал он. – Притворяется. Они все здесь притворяются».
– Вот видите, ничего не произошло. Вы теперь понимаете, о чём я говорю вам? – услышал Фэд голос затянутого в мундир худощавого старика. Старик опустил глаза, около полминуты читал какую-то бумагу, а затем, покачав головой, произнёс: – Вот здесь указано, что вы оказали сопротивление, тем самым усугубили. Зачем усугубили? – спросил он и не мигая уставился на Фэда.
– Они сами… – последовал робкий ответ.
– Вот и славненько! Вот и славненько! – обрадовался следователь. Он даже изобразил дружескую улыбку. Затем вернул себе строгий вид и спросил: – Так, значит, вы не сопротивлялись? То есть пай-мальчиком были?
Фэд кивнул, хотел было немножко расслабиться, он даже положил ногу на ногу, но тут же вновь занял выжидательную, напряжённую позу – ноги вместе, руки на коленях и строгое, почти мрачное лицо.
– Не надо хмуриться, – тихо и немного сочувственно произнёс следователь. – Вам, молодёжи, хмуриться не к лицу. Всё должно быть весело, бодро. – Худощавый старик выпрямил спину, откинулся в кресле и назидательным тоном продолжил: – Вам нас, стариков, не понять. Мы-то вас понимаем. Понимаем, что хочется переделать всё, что сделано до вас. Ведь хочется? – громко спросил он и, не дожидаясь ответа, монотонно, без выражения прочёл длинное стихотворение:
Следователь повторил последнюю строчку дважды и замолк.
Сейчас, находясь на веранде с видом на океан, Фэд ещё раз повторил: «Наше будущее вам не вредит». Облысевший открыл глаза, машинально кивнул и добавил:
– Теперь уж ничьё будущее нам не вредит.
Порывы ветра с океана жёстко били по окнам веранды. Сильные волны накатывали на берег, разбивались о камни, и водяные брызги, подхватываемые свежим потоком, уже долетали до собеседников.
– Стихия, – произнёс Вил.
– Да-а… – согласился Фэд. – Может, укроемся? – добавил он.
– Пожалуй, вы правы. Надо бы укрыться, – ответил Вил.