Диалектика

Они сидели сзади на сиденье и молча обозревали пейзаж, проплывающий за стёклами машины. Водитель несколько раз предлагал им остановиться и рассмотреть природу поближе, но они решительно отказались выходить из машины и весь маршрут почти до самого «райского уголка» молчали.

– Стихия, – многозначительно произнёс Фэд, когда они расположились за обеденным столом.

– Да, впечатляет, – согласился Вил. – Особенно когда это далеко и не с нами.

– Не с нами? – несколько удивлённо спросил Фэд. – Мы что, боимся?

– Боимся, не боимся, а сгинуть раньше времени не хочется, – ответил Вил.

Фэд изобразил недоумение, слегка покачал головой из стороны в сторону и заметил:

– А как же борьба? Без риска проиграть борьбы не бывает.

– Э-э, голубчик! – ответил Вил. – Борьба за освобождение от гнёта, за счастье угнетённых – это одно, а риски со стихией природы – это совсем другое.

– Пожалуй, вы правы. Рисковать за всеобщее счастье – это очень благородно.

Фэд подхватил ложку и попробовал ещё парящий, горячий суп из тарелки, только что принесённой официантом.

– Здесь неплохо кормят, – произнёс он.

– Да, – буркнул Вил и приступил к опустошению своей тарелки.

Обед продлился почти час. Им подали несколько закусок из морских блюд, большую рыбину, которую они изволили заказать, и официант торжественно при них разделал её и услужливо положил в тарелки белые кусочки.

– Да-с, море кормит, – заметил Вил, разделавшись со своей порцией.

Фэд в знак согласия кивнул и уточнил:

– Специальные люди продукты должны добывать, другие специальные должны готовить еду – тогда будет порядок. Если всё стихийно, то порядка не будет. Даже движение масс должно быть организовано, иначе людской поток станет неуправляемым. Стихийная борьба вредна для общества. И ваша борьба противоположностей…

Фэд на несколько секунд задумался и заключил:

– Она тоже требует организации.

– Конечно требует, – согласился Вил. – Только, голубчик, знание диалектики позволяет это понять. Думается, что если не овладеть диалектикой, то борьба до добра не доведёт. Стихия захлестнёт народные массы, и светлого будущего никогда не достигнешь.

– Светлого будущего, – задумчиво повторил Фэд и вспомнил, как он молоденьким студентом агитировал за светлое будущее. Агитировал страстно и, как казалось ему, убедительно. Молодые люди слушали его, внимали его словам, заражались его идеями, иногда спорили, предлагали более мягкие способы борьбы за светлое будущее, но всегда признавали в нём вождя, может быть, ещё не очень опытного, но уже готового броситься на врагов, не щадя ни себя, ни других.

Здесь, лакомясь морскими яствами, он вспоминал, как голодовал в кутузке, куда попал за участие во всеобщей забастовке. Мануфактурщики не очень-то желали бастовать, им было не совсем понятно, зачем надо не работать, чтобы потом стало лучше, но он агитировал, требовал подчиниться и прекратить «горбатиться» на хозяина. Бастовать начали не все, всего несколько десятков вышло с красными флагами – тут-то их милитеры и похватали. Ему недолго пришлось в каталажке отсиживаться – через три дня его отпустили, предупредили только, что если молодой человек будет продолжать антиправительственные действия, то его снова придётся повоспитывать, но уже более строго. Он всего лишь день раздумывал над происшедшими с ним неприятностями и уже к вечеру решил, что будет более осторожным, а затем борьба снова захватила его целиком и осторожность как-то сама собой рассосалась, словно и не было каталажки и предупреждения административных деятелей. Каталажка не заставила себя долго ждать – через несколько недель его вновь арестовали и теперь продержали почти месяц, уже по решению суда. После второго пребывания в каталажке он решил (точнее, дал себе слово) больше не попадаться и начал скрытную борьбу. Нелегальное положение укрепило его волю и дух, научило его подчиняться строгим правилам конспирации, а главное – он понял, что борьба предстоит долгая, упорная и жертвенная.

«Жертвенная борьба – это серьёзно, это не простая работа за что-то, это риски, а риски не все могут выдержать», – подумал Фэд и приступил к потреблению третьего блюда.

– Хорошо, батенька, – благостно выдохнул облысевший.

– Что хорошо? – спросил Фэд.

– Хорошо, когда хорошо отобедались, – ответил Вил.

– Ага, – согласился Фэд и откинулся в кресле.

Облысевший глубоко вдохнул и объявил:

– Когда-то голодновато было, да и разносолами не баловались, а здесь сплошь объедаловка.

Вил отодвинул от себя тарелку и подумал:

«У тётки разносолов не было. Там еда была простая и казалась такой вкусной, гораздо вкуснее городской».