Диалог: Искусство слова для писателей, сценаристов и драматургов

Еще примеры: в фильме «И твою маму тоже» рассказчик за кадром часто напоминает публике о социальных проблемах Мексики, и это проходит контрапунктом к драме взросления. Остроумная закадровая речь в фильме Вуди Аллена «Энни Холл» звучит контрапунктом к самоедству главного героя. В пьесе Самюэля Беккета «Игра» три главных героя, сидя по шею в погребальных урнах, смотрят прямо в зал и высказывают свои случайные мысли в трехмерной системе контрапункта.

Проза — естественное средство для прямого рассказа. Авторы могут максимально обнажить экспозицию, растянуть ее, насколько им угодно, пока язык их произведения не надоест читателю. Скажем, Чарльз Диккенс открывает свою «Повесть о двух городах» весьма контрапунктированной экспозицией, которая сразу же привлекает внимание читателя:

«Это было лучшее из всех времен, это было худшее из всех времен; это был век мудрости, это был век глупости; это была эпоха веры, это была эпоха безверия; это были годы света, это были годы мрака; это была весна надежд, это была зима отчаяния; у нас было все впереди, у нас не было ничего впереди; все мы стремительно мчались в рай, все мы стремительно мчались в ад...»[14]

Обратите внимание, как всеведущий повествователь Диккенса в третьем лице использует местоимение «мы», чтобы положить руку на плечо читателю и увлечь его в мир рассказа. Сравним это с жестким, стремительным «я», которым открывается «Невидимка» Ральфа Эллисона:

«Я — невидимка. Нет, я вовсе не привидение вроде тех, что населяют страницы книг Эдгара Аллана По, и не оживший сгусток эктоплазмы из какого-нибудь голливудского триллера. Я — человек из плоти и крови, не лишенный способности мыслить. А невидимка я потому, что меня не хотят видеть. Вам наверняка доводилось наблюдать в цирке трюк с отрезанной головой. Вот и меня, как циркача в этом номере, со всех сторон окружают беспощадные кривые зеркала. На их холодной поверхности всплывает всякая всячина — окружающие предметы, отражения отражений и даже то, чего нет на свете, — словом, все что угодно, только меня там не найти»[15].

В последующих главах и Диккенс, и Эллисон драматизируют сцены, но некоторые прозаики никогда не делают так. Вместо этого у них страница за страницей идет прямой повествовательный рассказ без единого события.

Как бы вы переделали экспозицию двух этих отрывков в сцены диалога, которые можно было бы разыграть? Теоретически это возможно. У Шекспира бы получилось, но ценой скольких трудов? Если пишешь для читателей, рассказ творит чудеса. Если пишешь для актеров, верно обратное.

В идеале в исполнительских искусствах, какими являются театр и кино, экспозиция входит в сознание зрителя незаметно, скрываясь в словах. Как мы увидели, искусство делать ее незаметной требует выдержки, таланта и техники. В отсутствие этих трех качеств драматурги и сценаристы навязывают экспозицию публике, надеясь на ее великодушие.

Навязанная экспозиция

Первые кинематографисты вставляли в свои фильмы кадры газетных страниц с огромными заголовками вроде «Война!!!» Они давали зрителю возможность узнать нужные новости в нужный момент. Ускоренный монтаж и коллажирование выводили на экран наибольшее возможное количество информации в наикратчайшее время. Создатели фильмов оправдывали эти трюки тем, что, если экспозиция будет быстрой и яркой, она не наскучит публике. Время показало, что они неправы.

Из тех же соображений фильмы открывают списком действующих лиц, как в «Звездных войнах» (отчего экспозиция становится стремительной, а тон приобретает грандиозность), или заканчивают таким списком, как в «Рыбке по имени Ванда» (что добавляет фильму юмора и трогательности). Когда история в триллере развивается стремительно, «перескакивая с места на место», часто названия мест и даты накладываются на дальние планы. В таких случаях краткий рассказ приобретает большое значение. Ненадолго задержавшись на убедительном образе или новом факте, история чуть стопорится, но потом возобновляет свой ход, и публика уже не обращает на них никакого внимания.