Читаем Диалоги полностью

Искусственно созданные модели гомеостатов отличаются от естественных гомеостатов тем, что по-настоящему не обнаруживают гомеостатических функций в этой их автоконсервационной сфере, каковая требуется в обычной земной среде. Это гомеостаты скорее только на четверть, и к тому же узкоспецифические. Подобные устройства повторяют некую выделенную функцию стабилизации системных ценностей параметров – как это делает, например, гомеостат Эшби. Баланс гомеостата Эшби реально не является автоконсервационным. Реально автоконсервационным является гомеостат, который в ответ на попытку его сломать убегает или кусает напавшего – как собака. Но гомеостат Эшби можно уничтожить многими способами, чему он не попытается сопротивляться, поскольку не имеет для этого функционально-структурных особенностей. Если некая система является гомеостатом, то это означает, что некое состояние окружающей среды способствуют сохранению определенного статуса, а другие это сохранение затрудняют или делают невозможным. Для подобной системы первые состояния имеют положительную ценность – как благоприятствующие, вторые отрицательную – как вредные. Это точка, где теория гомеостаза расходится с физикой. Потому что для физика несущественно, подвергнется исследуемая система разрушению или не подвергнется. Он отмечает и описывает состояния, физически выделенные, – устойчивого или неустойчивого – равновесия но не оценивает их. То есть он не утверждает, что те звезды лучше, которые, излучая ядерную энергию экономичнее, – дольше светят, в противовес энергетически худшим, разбазаривающим энергию. Инструментальная аксиология появляется в языке описания в тот момент, когда явления, происходящие в гомеостазе, начинают соотноситься с неким образцовым, заданным состоянием, которое «должно быть» сохранено. Когда голова кометы входит в земную атмосферу, а заледенелый газ, в ней находящийся, под воздействием повышения температуры формирует газовую подушку, благодаря амортизирующему действию которой камни ядра кометы упадут на землю неповрежденными, мы не будем говорить, что комета поступила «правильно» и что благодаря этому она «спаслась». Но когда космонавт, приземляясь, перед вхождением в атмосферу соорудит себе из пенного пластика амортизатор, который позволит ему приземлиться в целости и сохранности, мы скажем, что он поступил «правильно» и что «спасся». Потому что мы считаем, что комета в физическом смысле не могла повести себя иначе, а космонавт мог поступить по-другому. Но в чем состоит оперативное различие между необходимостью и возможностью поведения? «Мягкое приземление» кометы чрезвычайно маловероятно. Чтобы повысить эту вероятность, следовало бы подвергнуть комету определенной доработке. Можно поместить замороженный газ в передней части кометы. Однако неизвестно, какой частью она войдет в атмосферу. К тому же скорость превращения льда в газ имеет существенное значение для «мягкой посадки». В результате подобных рассуждений придется отдельные фракции материи кометы расположить определенным неслучайным образом. Иначе говоря, комета станет системой более упорядоченной. Шансы мягкой посадки дополнительно увеличит датчик, например, радар, который высчитает расстояние до атмосферной оболочки, и по этим расчетам будет происходить ориентировка кометы. Расчеты может выполнять компьютер на Земле, передавая результаты на приемник кометы по радио. Но этот компьютер можно разместить и в самой комете. Таким образом, мы приближаемся к устройству самоориентирующемуся и координирующему траекторию полета, в которое мы преобразовали комету. Но она по-прежнему представляет собой детерминированную систему, хотя теперь – с вероятностно выделенным сектором поведения. Ничто нам не мешает эту комету после ее «мягкого приземления» разбить вдребезги, ударами молота, например. А чтобы ее спасти от этого уничтожения, следовало бы в программу поведения, связанную с приземлением, включить другую программу и снабдить «комету» дополнительными датчиками и усилителями. Не все, что происходит вокруг места, где она приземляется, несет в себе угрозу. Информация, получаемая системой датчиков, в этом случае должна пройти дискриминационную фильтрацию, то есть нам придется вмонтировать в «комету» что-то вроде перцептрона. После достаточного количества доработок в конце концов у нас получится устройство, которое на основании предварительно запрограммированных указаний, а также собственного опыта принимает решения о необходимости мер по автоконсервации. Система из детерминированной превращается в ультрастабильную и вероятностную постепенно, очередными подходами. Таким образом, мы представили серию трансформаций кометы в такой объект, который становится все более похожим на космонавта. Конечно, он еще не тождественен астронавту; он, например, не владеет языком, не может иметь детей. Но это проблемы последующей доработки высших уровней сложности. На вопрос о том, когда и как возникают инструментальные ценности, а также откуда они берутся, следует ответить, что разница между присутствием аксиологии и ее отсутствием, так же как и разница между реальной целью и отсутствием цели обнаруживается не менее дилеммным образом, чем разница между лысиной и шевелюрой. Когда в поле тяготения падает камень, мы не говорим, что он принял решение по вопросу о том, следует или нет ускорять падение. Когда же вирус приближается к клетке, мы вступаем в область классификационной неустойчивости. Так как, с одной стороны, реакция вируса – это обычные катализные ходы среди крупных частиц белковых полимеров, а с другой стороны – вирус «атакует» клетку и уничтожает ее как паразит, используя ее энергию и строительный материал для размножения. Если мы примем, что вирус не принимает решений в аксиологическом смысле, и то же самое мы определим для бактерий, то возникнут затруднения с амебами, а если не с амебами, так с кольчатыми червями и т.д. Потому что в принципе все происходит таким образом: если мы сможем понять общую схему действия, например, электрического звонка, то место «принятия решений» у нас займут причинные связи, возможно – если эти связи обратные, вместо выполнения действий для достижения цели – вероятностные последовательности, создающие структуры, которые в пограничных случаях (мышь, обезьяна, человек) обретают статус модели среды, окружающей гомеостат. «Ценности» тогда оказываются некими отношениями между физическими состояниями, к тому же это такие отношения, которые статистически представляют поведение системы. Чем же, однако, являются эти отношения? Это не энергетико-материальные отношения в том смысле, когда мы говорим, что отношение фундамента к стене является отношением поддерживающего к поддерживаемому. Речь идет об информационных отношениях, которые являются фактами, но не представляют собой предметы (расстояние до жертвы для хищника является фактом, но это не предмет).

Перейти на страницу:

Все книги серии Philosophy

Софист
Софист

«Софист», как и «Парменид», — диалоги, в которых Платон раскрывает сущность своей философии, тему идеи. Ощутимо меняется само изложение Платоном своей мысли. На место мифа с его образной многозначительностью приходит терминологически отточенное и строго понятийное изложение. Неизменным остается тот интеллектуальный каркас платонизма, обозначенный уже и в «Пире», и в «Федре». Неизменна и проблематика, лежащая в поле зрения Платона, ее можно ощутить в самих названиях диалогов «Софист» и «Парменид» — в них, конечно, ухвачено самое главное из идейных течений доплатоновской философии, питающих платонизм, и сделавших платоновский синтез таким четким как бы упругим и выпуклым. И софисты в их пафосе «всеразъедающего» мышления в теме отношения, поглощающего и растворяющего бытие, и Парменид в его теме бытия, отрицающего отношение, — в высшем смысле слова характерны и цельны.

Платон

Философия / Образование и наука
Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука

Похожие книги