Читаем Диалоги полностью

ГИЛАС. И поэтому ты считаешь, что жизнь и сознание могут существовать отдельно и что может существовать структура, созданная из неживых элементов (в обычном смысле слова), в которой возможно возникновение сознания?

ФИЛОНУС. Самым серьезным образом. Более того, я считаю, что основополагающие принципы действия мозга одинаковы во всех уголках материальной Вселенной, хотя существа, обладающие этими мозгами, могут в такой же степени отличаться от человека, как звезда отличается от морской звезды. Это могут быть существа, в высшей степени на нас непохожие – и, однако, их мозги, функционируя, будут обнаруживать правила индукции, дедукции, бритвы Оккама (минимальность гипотез)...

ГИЛАС. Прекрасно. Позволь мне задать тебе несколько вопросов на тему сознания.

ФИЛОНУС. Пожалуйста, спрашивай, друг.

ГИЛАС. Принимаю твой тезис о том, что понятие сознания включает в себя целый класс явлений, но для удобства мы и в дальнейшем будем пользоваться одним словом, как и прежде. Только скажи мне, пожалуйста, где, по-твоему, помещается мое сознание? Может быть, в моей голове?

ФИЛОНУС. А где же еще?

ГИЛАС. Итак, в моей голове. А ты можешь мне его показать?

ФИЛОНУС. Мое пищеварение помещается в органах моей брюшной полости, не правда ли? Не будешь ли ты любезен показать мне мое пищеварение?

ГИЛАС. Я мог бы продемонстрировать тебе и всем другим желающим процессы твоего пищеварения посредством хирургического вскрытия живота под местным наркозом. Если же ты мне после трепанации черепа под местным наркозом покажешь (в зеркале, например) мой мозг, то мы оба – как ты, так и я – не увидим моего сознания, хуже того, мы не увидим даже никаких процессов, напоминающих это обобщающее название. Ведь невозможно будет увидеть ни моего восприятия, ни мыслей об облаках, ни моей зубной боли. Поэтому я считаю, что сознание вовсе не локализировано в объективном физическом пространстве. Если бы мы согласились с тем, что сознание можно и нужно локализовать, то в нашей речи это отразилось бы в очень забавных формулировках, например, что когда я наклоняюсь перед обедом, то это мой голод наклоняется (то есть чувство голода), что когда я, несчастный влюбленный, бьюсь головой о стену, то это моя любовь ритмично удаляется от этой стены и приближается к ней и т.д. Что скажешь?

ФИЛОНУС. Скажи мне, пожалуйста, Гилас, где помещается «отталкивание тел, имеющих одинаковый заряд»?

ГИЛАС. Понимаю, к чему ты клонишь. «Отталкивания вообще» я тебе показать не могу, это абстракция. Однако я могу тебе показать конкретное явление отталкивания на паре тел с одинаковым зарядом.

ФИЛОНУС. Ты так считаешь? Ты покажешь мне только, как увеличивается расстояние между двумя телами. Увидеть можно движение, а не «отталкивание». «Отталкивание» является определенным обобщением, абстрактным понятием, так же точно, как любовь. Если лабораторный стол, на котором ты будешь демонстрировать опыт с частицами, имеющими одинаковый заряд, мы поднимем к потолку, то будешь ли ты утверждать, что отталкивание поднялось? Можем взять другой пример. Ты в состоянии увидеть электрон?

ГИЛАС. Естественно – в камере Вильсона или на фотонегативе.

ФИЛОНУС. Ничего подобного! В камере Вильсона ты увидишь только струйку пара, сконденсированного на ионах, которые из-за чего-то слегка сместились, и это «что-то» был электрон, а на фотонегативе ты увидишь несколько почерневших зернышек эмульсии. Непосредственно ты электрон не увидишь. Ты всегда будешь только делать вывод о его наличии, основываясь на следах его пребывания и физической теории. Точно так же, когда нейрофизиология разовьется достаточно, я смогу показать тебе определенные химико-электрические процессы в твоем мозгу и, опираясь на них, делать выводы о том, что ты видишь, слышишь или думаешь (например, думаешь «с нежностью и преданностью» о некой особе, что будет проявлением любви). Определенная группа процессов будет происходить в твоем мозгу тогда, и только тогда, когда ты будешь грустить. Потому что чувство твоей печали присутствует в пространстве точно так же, как в нем существует сознание. И то и другое – суть абстракция, обобщение, охватывающие ряд явлений, связанных между собой и поэтому рассматриваемых в совокупности.

ГИЛАС. Ты меня не убедил. Ведь печаль или зубную боль можно чувствовать, можно ощущать голод, переживать его, но невозможно «пережить» или почувствовать «отталкивание» или «электрон».

ФИЛОНУС. Сделай одолжение, задумайся над тем, что именно происходит, когда ты испытываешь голод? Почему ты голоден? Потому что твой пустой желудок посылает определенные нервные импульсы в мозг, не так ли?

ГИЛАС. И что с того? Эти нервные импульсы может обнаружить каждый исследователь – при помощи гальванометра, например, – но он не ощутит таким образом мое чувство голода. Это – мое «частное» ощущение, в противоположность «видимым всем» нервным импульсам из желудка в мозг. Пожалуйста, не пытайся не замечать этой разницы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Philosophy

Софист
Софист

«Софист», как и «Парменид», — диалоги, в которых Платон раскрывает сущность своей философии, тему идеи. Ощутимо меняется само изложение Платоном своей мысли. На место мифа с его образной многозначительностью приходит терминологически отточенное и строго понятийное изложение. Неизменным остается тот интеллектуальный каркас платонизма, обозначенный уже и в «Пире», и в «Федре». Неизменна и проблематика, лежащая в поле зрения Платона, ее можно ощутить в самих названиях диалогов «Софист» и «Парменид» — в них, конечно, ухвачено самое главное из идейных течений доплатоновской философии, питающих платонизм, и сделавших платоновский синтез таким четким как бы упругим и выпуклым. И софисты в их пафосе «всеразъедающего» мышления в теме отношения, поглощающего и растворяющего бытие, и Парменид в его теме бытия, отрицающего отношение, — в высшем смысле слова характерны и цельны.

Платон

Философия / Образование и наука
Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука

Похожие книги