Диалоги кармелиток

Настоятельница. Как пожелаете... А могли бы вы ответить мне теперь же, если я спрошу, в чем вы полагаете первую обязанность кармелитки?

Бланш. Побеждать естество.

Настоятельница. Прекрасно. Побеждать, а не насиловать — раз­ница очень важная. Тому, кто стремится насиловать естество, удается только утратить естественность. А Господь ждет от своих дочерей, чтобы они не разыгрывали всякий день комедию перед Ним, но служили Ему. Хорошая служанка всегда там, где она должна быть и где ее присутствие не бросается в глаза.

Бланш. Я мечтаю проскользнуть незамеченной...

Настоятельница (улыбаясь, с легкой иронией). Увы! Это дается лишь долгими усилиями, и слишком жаркое желание тут не облегчает дела... Вы очень высокого происхождения, дочь моя, и мы не требуем от вас забыть о нем. Отказаться от преимуществ такого происхождения не значит сложить с себя все обязанности, им налагаемые, и эти обязанности покажут­ся вам здесь труднее чем где бы то ни было.

Протестующее движение Бланш.

О, разумеется, вы горите желанием занять последнее место. Опасайтесь этого тоже, дитя мое... Стремясь спуститься как можно ниже, рискуешь перейти меру. А крайность в унижении, как и во всем прочем, порождает гордыню. И такая гордыня в тысячу раз изощреннее и коварней мирской, которая по большей части есть лишь пустое тщеславие...

Молчание.

Что вас толкает в наш орден?

Бланш. Ваше Преподобие велит мне говорить со всей откро­венностью?

Настоятельница. Да.

Бланш. Хорошо. Меня манит подвижническая жизнь.

Настоятельница. Подвижническая жизнь — или некий образ жиз­ни, который, как вам кажется (и напрасно), облегчает путь к подвигу, так сказать, подгоняет подвиг вам по росту?

Бланш. Простите меня, преподобная мать моя, я никогда не строила таких расчетов.

Настоятельница. Самые опасные из наших расчетов — те, кото­рые мы называем иллюзиями...

Бланш. Наверно, у меня есть иллюзии. Но я только того и прошу, чтобы меня от них избавили.

Настоятельница (с нажимом на этих словах). Чтобы вас от них избавили... Вам придется заниматься этим самой, дочь моя. Здесь у каждой слишком много хлопот со своими собственными иллюзиями. Не обольщай­тесь мыслью, что первейший долг монахинь — приходить на помощь друг другу, чтобы украситься в очах нашего небесного Господина, как те девуш­ки, что обмениваются пудрой и румянами перед балом. Наше дело — молиться, как дело лампы — светить. Никому не придет в голову зажигать лампу для того, чтобы она светила другой лампе. «Каждый для себя» — такой закон в миру, и наш закон немного на него похож: «Каждый для Бога»! Бедняжка! Вы мечтали об этой обители, как пугливый ребенок, которого няньки уложили в постель, мечтает в своей темной спальне о тепле и свете гостиной. Вы ничего не знаете о том одиночестве, в котором обречена жить и умереть настоящая монахиня. Ведь есть какое-то число настоящих монахинь, хотя гораздо больше — посредственных и дурных. Да, да! Здесь, как и повсюду, зло остается злом, и от прокисших сливок, хотя они и сделаны из доброго молока, тошнит не меньше, чем от тухлого мяса... О, дитя мое! Нежности не в духе нашего ордена, но я стара и больна, конец мой очень близок, и я могу себе позволить нежность к вам... Вас ожидают суровые испытания, дочь моя...

Бланш. Это не страшно, если Бог даст мне силы.

Молчание.

Настоятельница. Он будет испытывать не вашу силу, но вашу слабость...

Молчание.

Мирские прегрешения хороши тем, что их зрелище отвращает такие души, как ваша. Но те, что вы найдете здесь, вас обманут. Если все взвесить, дочь моя, то быть плохой монахиней — это, по-моему, плачевней, чем быть разбойником. Разбойник может раскаяться, и это будет для него как бы вторым рождением. Но плохой монахине рождения не предстоит, она уже родилась, родилась неудачно, и, если не случится чуда, она так и останется недоноском.

Бланш. О мать моя, я хочу видеть здесь только благое...

Настоятельница. Кто под видом милосердия закрывает глаза на грехи ближнего, тот зачастую всего лишь разбивает зеркало, чтобы не видеть в нем самого себя. По немощи нашей натуры мы распознаем собственные пороки сначала в других. Остерегайтесь поддаваться неразум­ной снисходительности, которая расслабляет сердце и затемняет рассудок.

Молчание.