Диалоги, которых не было

– Мне, разумеется, льстит такое внимание к моей персоне, однако стоило ли ради моего автографа совершать такое рискованное путешествие?

– А почему бы нет? – удивился президент. – У нас теперь в моде одиночные плавания на яхте вокруг света и прочие экстремальные виды спорта. Да вот и вы пишете свой роман о сатане… Это ведь тоже риск, но он вполне оправдан, потому что через тридцать лет роман переведут на многие языки и будут издавать тысячными, миллионными тиражами!

Приятно слышать, когда тебя так хвалят, хотя и с явным опозданием. Самое важное для писателя, чтобы его читали, ну а всё остальное к этому приложится. Но тут возникла неувязка.

– Простите, я не знал… Надо было принести хотя бы афишу «Дней Турбиных», но, увы, не ожидал, что так получится. Может быть, вы захватили что-то из моих книг, чтобы я там расписался?

– Это невозможно! – покачал головой президент и, видя недоумение Булгакова, пояснил: – Видите ли, Михаил, рукописи, как всем известно, не горят, но книги не выдерживают перемещения в прошлое. Страницы превращаются в труху.

– Почему так?

– А вы представьте, что на вашем столе лежат рядышком и недописанная рукопись «Мастера и Маргариты», и пахнущая типографской краской книга с тем же названием. Это же абсурд, это против всякой логики!

Тут нечего было возразить. Однако как же быть с автографом?

– Пожалуй, я распишусь на одной из этих книг.

Булгаков указал на книжный шкаф, и, подойдя к нему, стал перебирать книги, все с золотым тиснением на корешках. И наконец, нашёл.

– Вот то, что нужно! Гоголь, это мой любимый писатель. Если не возражаете, я распишусь на первой странице «Мёртвых душ». Думаю, хозяйской библиотеки не убудет.

Президент поморщился.

– А чем вам не нравятся «Вечера на хуторе близ Диканьки»? Я когда-то зачитывался этими рассказами. «Мёртвые души»… это слишком мрачно.

– Извольте, – Булгаков достал другую книгу. – Кстати, а как зовут вашу дочь?

– Это неважно, – сказал, как отрезал, президент.

«Видимо, и впрямь у них не всё в порядке, если детей скрывает от народа. При Сталине всё гораздо проще».

Пришлось написать так: «Президенту России на добрую память о нашей встрече. 22 марта 1937 г.». И поставил подпись.

– Ну что ж, Михаил, – воскликнул президент, принимая из рук Булгакова драгоценную книгу, – после деловых переговоров пора бы и перекусить. Я тут прихватил кое-что с собой, поскольку слышал, что у вас проблемы с заработком. Если нетрудно, принесите из прихожей мой саквояж.

Елены Сергеевны дома не было, поэтому сервировать пришлось самому. И вот вскоре на столе расположились тарелки с осетриной и лососиной, баночки с паюсной и красной икрой, масло, хлеб и несколько бутылок, причём все этикетки были на иностранных языках – Булгаков смог рассмотреть только французское «Бордо», но водки почему-то не было. «Неужто всё привёз с собой? Или заранее запасся валютой и купил в торгсине? Так там могли подсунуть чёрт-те что».

– Всё свежее, – успокоил президент, доставая из саквояжа накрахмаленные салфетки. – В машине времени есть отсек с холодильной камерой.

Булгакову ничего другого не оставалось, как сесть за стол и прицепить на шею белую салфетку с вензелем «ВП».

Как ни странно, президент ничего заграничного не пил, если не считать пива из бутылки с этикеткой «Eisenacher Wartburg Pils».

– Забавная надпись, вы не находите?

Рот Булгакова был забит паюсной икрой, поэтому он не сразу ответил, тем более что надо было что-нибудь этакое сообразить, только бы не обидеть важную персону.

– Да-да, возникают необычные ассоциации.

– А вот меня это веселит! Вроде бы посылают меня куда подальше, но я продолжаю гнуть свою линию вопреки всему. В этом противостоянии есть спортивный азарт… Хотя пиво тут конечно ни при чём.

– Любопытно, о чём немцы думают, когда пьют нашу водку.

– Вообще-то они предпочитают пить шнапс, например, Kirschwasser. Русская водка вызывает у них грустные воспоминания, но это будет уже гораздо позже. Ну а в ваше время, в 37-м, наверное, уже мечтают о грядущем «Drang nach Osten», но уверяю вас, ничего хорошего это им не принесёт. Прискорбно то, что за прошедшие десятилетия почти ничего не изменилось. Они по-прежнему боятся русского медведя и надеются нас приручить. Кстати, – воскликнул президент, – у меня созрел отличный тост: «За Русь! За нас, непобедимых!»

За это и впрямь следовало выпить, не взирая на политические реалии, на монархов и вождей, а также на прочие приметы времени. Ничто не вечно, а вот Россия остаётся навсегда.

После второго бокала «бордо» Булгаков осмелел:

– Мне тут подумалось… Ведь у нас с вами много общего. Я служил в Белой армии, а теперь вот пытаюсь приспособиться к жизни при Советах. Вы верой и правдой служили советской власти, а теперь, насколько я понял, вынуждены обслуживать её врагов.

– Это не так! – президент чуть не поперхнулся кусочком лососины.

– Вы просто боитесь в этом признаваться…

– Михаил! Не увлекайтесь! Мне некого бояться…

– Да я вас ни в чём не обвиняю.