Диалоги о музыкальной педагогике

О.: Можно говорить о несоответствии. Оно проявляется в том, что музыкой автор чаще всего пытается описать семантику стиха и его событийную сторону (то, о чем говорится в стихотворении). Композиторы, за редким исключением, не разбираются в поэзии глубоко и ”клюют” на афористичность, яркость того, что они считают мыслью, на внешнюю красивость, внешнюю ”точность” поэтического текста. Вне поля их зрения чаще всего остаются: Внутренний сюжет, личностный смысл (в лирическом стихотворении) и, самое главное, — композитор проходит мимо эмоционального, настроенческого ядра.

В.: Не надо ли более подробно объяснить, в чем смысл этих потерь?

О.: Возьмем эмоциональный настроенческий центр стихотворения А. Пушкина ”Я помню чудное мгновенье” и романс М. Глинки на эти стихи. Мы не пытаемся использовать стихотворение для создания музыкального произведения и мы его читаем (про себя или вслух) для собственного удовольствия, с симпатией, любовью. И если у нас есть вкус к поэзии, мы его лично переживаем — переживаем каждое слово, которое в настоящих стихах неслучайно. Ибо поэзия — наиболее высокоразвитая форма существования языка.

Читая стихотворение Пушкина, мы испытываем сильнейшее переживание, в глубине нашего сознания формирующее некое эмоциональное ядро, достаточно близко подходящее к чувствам поэта. Если вы композитор, то это эмоциональное ядро, близкое замыслу поэта, как центр впечатления, зажигает ваше воображение; затем пробужденная фантазия привлекает звуки, ритмы, краски, и вы пишете музыкальное произведение на стихи Пушкина. Причем для того, чтобы создать ваш романс, мало одного эмоционального ядра, нужна еще обширная периферия этого художественного образа. Вот в ней-то, в этой периферии, и проявляется вся самобытность автора музыки. Ядро общее, периферия разная, личностно отличимая. Глинковская музыка самоценна и как мелодический образец, и как романс эмоционально точно соответствует пушкинскому стихотворению.

Если же композитор не заинтересован поэзией как таковой, а только читает ее, имея в виду свое сочинение, то он не проникает в ядро, он пользуется внешними наглядными характеристиками, такими, как размер, ритм и тому подобное, и вся музыка идет мимо смысла...

В.: А как с этим сопрягается внутренний сюжет стихотворения?

О.: Во внутренний сюжет нужно еще проникнуть. Возьмем стихотворение Осипа Мандельштама:

Какая роскошь в нищенском селеньи
Волосяная музыка воды!
Что это? Пряжа? Звук? Предубежденье?
Чур-чур меня! Далеко ль до беды!

И в лабиринте влажного распева

Такая душная стрекочет мгла,
Как будто в гости водяная дева
К часовщику подземному пришла.

Что здесь есть помимо захватывающей красоты и личного видения природы? Отношений, позволяющих проникнуть вглубь?.. Вот здесь и заключен ответ на вопрос, что такое внутренний сюжет в поэзии.

В данном стихотворении внутренний сюжет — проникающее движение личного взгляда поэта, обогащенного, рисующего взгляда. Вот первая точка реального проявления поэтического взгляда на окружающую жизнь. Место, с которого поэт пишет свою картину. Точка вненаходимости (как сказал бы М. М. Бахтин). Она удалена от всего внутреннего сюжета и дает простор взгляду.

Взгляд движется вверх и видит водопад. Вместо обывательского ”Как красиво!” Поэт произносит: ”Какая роскошь в нищенском селеньи волосяная музыка воды!”

Взгляд возвращается на плато (самую близкую точку к ”вненаходимости”) и обогащает первое впечатление, веер образов-возможностей: пряжа, звук, предупреждение: ”чур-чур меня!”

Взгляд сопровождает водяные струи, ставшие для поэта всем сразу (в том числе и радостной боязнью увлечься - ”Далеко ль до беды!”). И, применяя волшебную (чисто поэтическую) силу проникновения в душу и смысл вещей, взгляд проходит за падающей водой под землю.

Взгляд обогащается еще до того, как он достигнет последней (самой низкой) точки. Вспомним, что в первой строфе было еще не так — сначала достижение верхней точки, потом ее обогащение.

И наконец мы видим конечную цель путешествия, всего пути - ”Водяная дева к часовщику подземному пришла”.

Весь этот путь взгляда, выражающий внутренний сюжет стихотворения Осипа Мандельштама, концентрирует прежде всего его отношение. Личное отношение к миру живущему. И здесь его жизнь, его способ работы, его тайна слияния пространства и времени (как у его ”учителя” — Данте: сквозной проход через все круги ада, где время не линейно, а проникающе центростремительно — взгляд от высшей точки водопада до подземного диалога водяной девы с часовщиком).

Кстати, композитору может быть и не нужен такой анализ, однако совершенно необходимо нечто такое же почувствовать и предчувствовать в только ему свойственной сжатой форме (как Моцарт одномоментно увидел свою симфонию ”Юпитер”).

В.: И отсюда — переход к музыкально-педагогическим заботам?