Устройство и положение части внутренностей, соседней с печенью и лежащей именно влево от нее, определяются самым ее назначением – соблюдать печень постоянно светлой и чистой: это как бы губка, приспособленная к зеркалу и лежащая при нем всегда наготове. Потому-то, когда от болезни тела скопляются около печени какие-либо нечистоты, пористое тело селезенки, чтобы очистить печень, вбирает их все в себя, так как оно устроено пустым и бескровным. Вследствие этого, наполнясь отчищенным, селезенка увеличивается в объеме и разбухает; но затем, с освобождением тела от нечистот, она опять сокращается и входит в естественный свой объем.
Так вот что́ думаем мы о душе, – о том, что есть в ней смертного и что божественного, и каким образом, в связи с какими частями и для чего то и другое начало помещены отдельно. Упорно отстаивать эти мысли, как сущую истину, стали бы мы разве тогда, если бы их, по пословице, подтвердил сам Бог. Но что положения наши правдоподобны, это можем мы смело утверждать уже и теперь, прежде дальнейшего исследования, – и утверждаем. Таким же точно образом мы рассмотрим, что стоит за тем на очереди. А на очереди были у нас прочие части тела, – именно вопрос об их устройстве. Всего вернее, что части эти образованы по следующему расчету.
Созидавшие наш род существа знали будущую нашу невоздержность относительно питья и пищи, – знали, что мы, по жадности, будем потреблять (их) далеко свыше меры и необходимости. И вот, чтобы не последовало быстрого разрушения от болезней, и смертный род, еще недоразвитый, тотчас же не вымер, предвидевшие это боги для остатков пищи и питья поместили в так называемом нижнем чреве приемник и намотали около него кишки, – в той мысли, как бы скорый выход пищи не заставил тело скоро и нуждаться в другой, и приучив его к ненасытной жадности, не сделал всего нашего рода равнодушным к философии и музам и непокорным тому, что в нас есть самого божественного.