И, между прочим, отобедать.
С той трапезы пилотов тучной
Грибы расти и стали кучно».
Так род славянский средь иных
Отведал кушаний чудных
И в небо чаще прочих зрел,
И дольше многих не старел.
К иным народам те пилоты
Летали только для охоты
Весьма сомнительного свойства
Лишь для интимного геройства.
Россия, что грибною стала,
Им Родину напоминала
Своей возлюбленной планеты.
Словес иных в былине нету.
Так должно нам, друзья, кормиться
Сей легендарною грибницей
И Родиной своей гордиться!
***
«Перед царским приёмом»
– Поймает тот свою «Жар-птицу»,
Кто ниже прочих поклонится.
– Кто речь мою опережает,
Тот сам кошель свой уменьшает;
Стоять сему возле оркестра,
Где машет дланями маэстро,
Со свистом воздух рассекая,
Звучанье Гимна извлекая.
Для вас я только дирижёр!
Чего извлечь – минор, мажор? -
Монарх явил нам в партитуре;
Движением клавиатуры
Я модуляцию свершаю;
Об спины прытких сокрушаю
Смычки и жезл дирижёрский
За дерзость наглости позёрской.
Как царь войдёт – спешить не нужно,
Но кланяйтесь до пола дружно,
Когда я лично распластаюсь,
Монаршей обуви касаясь
Челом в слезах и с восклицаньем.
Того уволю с порицаньем,
Кто не коснётся лбом земли.
– Вот так, коллеги, мы б смогли
Унизить ведомства иные
За их деяния срамные!
Худа ли плоть, живот ли тучен? -
Хребет наш к этому приучен.
– Коль чья спина не так согнётся,
Тот завтра в нищете проснётся!
Когда же царь нас пригласит,
То мы пойдём, имея вид
Перед «врагами» столь надменный,
Сколь может лик иметь степенный.
Когда же этим насладимся,
То в лицах вдруг переменимся;
Покорность так изображая,
Как будто пред вратами рая
В одеждах белых мы предстали,
Узрев царя на пьедестале.
– Храня дворцовый этикет,
Мы рухнем, сокрушив паркет
Своими лбами перед троном
И эхо разнесётся звоном.
– На брюках швы трещать должны!
Все будем мы окружены
Глазами жадных конкурентов.
– Возможно, даже комплименты
Услышим мы из царских уст?
– Когда услышите вы хруст
Моей разогнутой спины,
То, и как прежде, вы должны
Священно, тихо трепетать;
Чтоб я мог кратко хлопотать
О нуждах наших без прикрас;
Что это, мол, в последний раз,
Карманы вывернув сначала;
И, чтобы речь моя звучала,
Как можно только постараться,
Должны вы хищно озираться,
Метая пламенные взоры,
Стыда не зная и позора!
Царя вопросы лично встречу
И, как сумею, так отвечу.
Я буду обещать такое,
Чего не ведомо судьбою,
Чтоб сразу было непонятно,
Но уху царскому приятно;
А вы же головой кивайте
И пол в молчанье созерцайте.
– Счастливыми да будут лица,
Когда велит нам удалиться
Монарх по милости своей.
– Тогда, не поднимая шей,
Легко и тихо удаляйтесь
И взоров гневных не пугайтесь,
К царю спиной не обращаясь,
Ни с кем из близких не прощаясь.
В сии монаршие покои
Я двери лично сам закрою.
Всё также, молча, мы пойдём;
И, если веру обретём,
Надеждой укрепив сердца,
То сами выйдем из дворца!
Играйте роль свою, как боги;
Иначе то, откуда ноги
Растут, познает: посрамленье,
Позор навеки, увольненье;
И я, как прежде, говорю:
«Мы все принадлежим царю».
– Сей церемонии свершенье
Есть чести нашей украшенье.
– Вот честь для «службы иерея» -
Стремиться к разуму скорее,
Иных восторгов отдаляясь,
Страданиям не удивляясь.
– Не к центру ль солнца мы стремимся?
Мы все ничуть не удивимся,
Узнав, что самый близкий круг
Для трона – фильтр царских слуг.
– Примером будет вам луна;
Светило близко, но она,
Законам Божиим послушна,
Пред солнцем… – нет, не равнодушна;
Но, зная свой предельный вес,
Не мыслит дерзости словес,
А служит честно и открыто
Тому, кто взял её в орбиту.
Так вас не царский вес влечёт,
А мой. – За то Вам и почёт.
– Не всякий может увеличить
Свой вес иль деньги обналичить
Из обязательств долговых
Держав ведущих мировых.
Большая чёрная дыра
Вмещает множество добра;
Средь дыр великих разность есть;
Крупнейшая приемлет честь,
Пульсирует и сим движеньем
Жизнь обновляется рожденьем.
– Всегда ли царь похвал достоин?
– Дворец по образу устроен
Структур небесных; все же мы
Имеем разные умы
Для службы вечному Закону -
Сей Сам надел Свою корону.
Царя ж возможно извинить,
Когда он честь силён хранить.
Отвратней в мире нет персоны,
Чем, отказавшийся от трона,
Потомок предков именитых,
Бурбонов, ныне позабытых.
– Талант имея пить да кушать,
Позволив Францию разрушить,
Погиб он – ну и что ж такого?
Нет в смерти ничего святого;
Войну бездарно проиграл?
Ну, он и был не генерал;
Семью безвинно загубил?
Ну, что ж поделать, заслужил;
Кто опровергнет укоризну?
Быть может смерть его Отчизне
Хоть малой пользой послужила?
Увы, страна его влачила,
Возможно, самый худший груз.
Так кто же сей – святой иль трус?
Нам воскресят его когда?
– Скорей в год «страшного суда»,
Затем, чтобы сего «святого»
Не обезглавили бы снова.
– Людовик! Что ни говори,
А различаются цари.
В чём честь монарха состоит?
Ты не таков, позор и стыд,
Монаршей плоти хвост дрожащий!
Столь низок царь ненастоящий.
Христос царям не угождал,
Совсем иное утверждал.
Конец династии таков,
Что не хватает бранных слов.
Любовь к царю народ явил
И чуть ли ни боготворил,
Как то у них заведено.
Доподлинно обретено
Народом от своих «отцов»
Немало ссадин и рубцов,
Но за победы всё прощалось
И слава трону возвещалась
Из чистых преданных сердец.
Что ж создал сей монарх-отец?
Любовь царя к своей Отчизне