Диалоги с Евгением Евтушенко

Евтушенко: Нет, там нет персонификации, потому что у нас еще не было расхождения. Аксенов сильно, очень сильно почувствовал мою поэму «Под кожей статуи Свободы», даже поразился некоторым кускам.

Волков: Прочтите «Старый друг».

Евтушенко: Это Аксенову…А там разве нет посвящения? Странно. Оно случайно вылетело. Я его никогда не снимал, несмотря на то что у нас были размолвки и ссоры.

Мне снится старый друг,
     который стал врагом,
но снится не врагом,
     а тем же самым другом.
Со мною нет его,
     но он теперь кругом,
и голова идет
     от сновидений кругом.
Мне снится старый друг,
     крик-исповедь у стен
на лестнице такой,
     где черт сломает ногу,
и ненависть его —
     но не ко мне, а к тем,
кто были нам враги,
     и будут, слава богу.
Мне снится старый друг,
     как первая любовь,
которая вовек
     уже невозвратима.
Мы ставили на риск,
     мы ставили на бой,
и мы теперь враги —
     два бывших побратима.
Мне снится старый друг,
     как снится плеск знамен
солдатам, что войну
     закончили убого.
Я без него – не я,
     он без меня – не он,
и если мы враги —
     уже не та эпоха.
Мне снится старый друг.
     Он, как и я, дурак.
Кто прав, кто виноват —
     я выяснять не стану.
Что новые друзья?
     Уж лучше старый враг.
Враг может новым быть,
     а друг – он только старый…

…Были разные причины. Он как-то отреагировал очень странно, когда я написал «Преждевременную автобиографию». Он приехал из Аргентины, прочел там «Автобиографию» на иностранном языке и посчитал, что я предал всех.

Волков: Чем предали?

Евтушенко: Откуда я знаю? Ну какое тут предательство может быть? Я, по-моему, про всех написал хорошо – про наше поколение. Но его возмутило, что я спровоцировал скандал, и он при всех стал кричать на меня: «Как ты мог так нас всех подвести!»

Потом была еще одна история, которая произошла между нами. У меня есть об этом стихотворение «Волчий суд». Мы – это Валюн Катаев, Аксенов, Вознесенский и я – пришли к Демичеву, секретарю ЦК по идеологии. Это был, кажется, 1962 год. Катаева тогда зверски обманули, он был в ярости. Ему сказали, чтобы он подал заявление об уходе из «Юности», и обещали «Литературную газету» дать. И он пошел за «Литературкой». «Юность», конечно, мощным была журналом, но в «Литературке» больше власти было – все-таки газета. И вдруг появился Чаковский – Катаева обманули.

И вот пришли мы к Демичеву. У нас был проект. Мы придумали журнал «Лестница» – это название придумал Аксенов, – где бы мы печатали произведения молодых писателей и тут же бы их разбирали. Такая лабораторная мастерская.

Волков: Вроде «Литературной учебы»?

Евтушенко: Да, но если бы там были Катаев, Аксенов, Вознесенский и я, это, конечно, был бы один из центральных литературных журналов, это совершенно ясно. С этим мы и пришли к Петру Нилычу. И там произошел совершенно неожиданный разговор. Катаев нас всех считал своими выкормышами, и в какой-то степени это было правильно, он поддерживал нас всех. А Демичев спросил простую вещь – он «за» был абсолютно: «Ну и как же мы назовем наш журнал?» «Наш журнал» – уже всё было нормально! Мы сказали: «„Лестница“ или „Мастерская“». – «„Лестница“ – это как-то даже более поэтично. – И потом: – Да, а чьим органом он будет?» И вдруг Катаев, совершенно не советуясь с нами, говорит: «А ничьим! Потому что Союз писателей, который…» – и, в общем, какие-то злобные вещи про Союз писателей сказал. Ну, и Демичев скис: «Как это ничьим? Почему?!» А Катаев сразу: «Ну как же! У нас же уже были кооперативные издательства…» А это уже совсем новая ступень, как вы понимаете.

Волков: Нужно было подождать до перестройки и Горбачева.