Диалоги с шахматным Нострадамусом

Не знаю, на что пошли деньги, полученные за игру в шкуре медведя в Таврическом дворце, но уже тогда Женя начал выпивать. В осенние месяцы в Чигоринском клубе по воскресеньям проводилось командное первенство вузов, и, бывало, он приходил к началу тура, плохо держась на ногах: субботние праздники в общежитии рано не заканчивались. В таких случаях кто-то из запасных участников немедленно посылался за пивом, а если позволяло время, Женя сам удалялся на опохмел. Играл он и с перепоя сильно.

На полуфинал чемпионата страны 1966 года Рубан прибыл после сильнейшего загула и поначалу просто приходил в себя: первые четыре партии он проиграл. Такой старт может сломать любого; пессимисты начинают задумываться о целесообразности продолжения шахматной карьеры, а то и о смысле жизни вообще. Рубан продолжал играть как ни в чем не бывало и в итоге разделил четвертое место, недобрав только пол-очка до выхода в финал.

На следующий год в Ростове-на-Дону он играл во Всесоюзном турнире молодых мастеров. Впервые очутившись в такой сильной компании, Рубан чувствовал себя достаточно уверенно и сыграл вполне пристойно — «плюс три». Он хорошо использовал инициативу, планы его были ясны и логичны, и, как это нередко бывает у шахматистов классического стиля, результаты белыми фигурами были у Жени намного выше. Вот и в Ростове он выиграл белыми все партии, но черными сделал только две ничьи.

Обладая дебютной эрудицией, он умело использовал преимущество в пространстве. Вероятно, это было влияние Исаака Ефремовича Болес-лавского, пользовавшегося безоговорочным авторитетом в Белоруссии.

В 60-х годах на квартире у мэтра нередко собирались сильнейшие шахматисты республики, обсуждая теоретические проблемы и занимаясь дебютными исследованиями. Бывал на этих встречах и Рубан.

Для его игры были характерны прагматизм и прекрасное использование наигранных схем. Неслучайно в том же Ростове среди молодых мастеров бытовало выражение «он сидит у меня на схеме». Если к этим качествам добавить еще довольно высокую эндшпильную технику, здравый смысл в сочетании с волей к победе, то можно сказать, что Рубан был тогда сильным мастером с хорошими перспективами.

Вспоминает участник ростовского турнира Лев Альбурт: «Жене было уже двадцать пять лет, и на фоне более молодых участников турнира он выглядел сравнительно взрослым человеком. В больших роговых очках, при бороде, с проникновенным взглядом карих глаз, он был харизматической личностью, это чувствовали все, кто с ним сталкивался. Известно, чем мы занимались во время турниров в то время: постоянные свидания, встречи, девочки, телефонные звонки... Когда я заговаривал с Женей на эту тему, он смотрел на всё это свысока, посмеиваясь, как старший, опытный человек, для которого всё это давно пройдено и прекрасно известно».

Всесоюзный турнир молодых мастеров, в котором играл Рубан, проводился тогда ежегодно, и в таблицах этих турниров немало имен шахматистов, ставших сильными гроссмейстерами. Из того поколения можно назвать Льва Альбурта, Бориса Гулько, Романа Джинджихашвили, Владимира Тукмакова, Юрия Разумею, Виктора Купрейчика — список этот далеко не полный. Очень стабильно играли Михаил Подгаец и Альберт Капенгут, но судьба была к ним менее благосклонна, и им так и не удалось завоевать высшее звание.

Были и другие, навсегда оставившие игру, ушедшие в медицину, в науку или просто растворившиеся в жизни, исчезнув с шахматного горизонта. Но даже на их фоне судьба Евгения Рубана выделяется своей необычностью.

Когда в 1970 году Рубан окончил университет, он пытался остаться в Ленинграде. Для этого была необходима прописка. Сноска для иностранцев: propiska — запись в паспорте, дававшая разрешение на проживание в больших городах, в Москве и Ленинграде в первую очередь, и Рубан решил фиктивно жениться на счастливой обладательнице паспорта с заветным штампом.

Формула была простой: «жених» платит «невесте» обусловленную сумму, они регистрируют брак, и «невеста» — уже как законная жена — прописывает его у себя. Конечно, «муж» устраивается как-то иначе, но получает право на проживание. После чего «супруги» расходятся.

Из этой затеи у Рубана ничего не вышло. Неудачей кончилась и попытка устроить его на работу в Дом офицеров. Рубан пришел на встречу, опоздав едва ли не на час, вел себя высокомерно, оставив странное, неприятное впечатление.

Альбурт вспоминает, что уже после окончания философского факультета Рубан приезжал в Одессу: «Я пытался помочь ему устроиться в аспирантуру университета, а Тукмаков — Технологического института; студенческие команды нуждались в сильных спортсменах, а Женя был ведь сильным мастером. Но он внезапно исчез, а через некоторое время мы узнали, что он принят в аспирантуру в Ленинграде».