Диаспора

Ятима бродил по улицам и паркам Атланты, предлагая информацию любому пожелавшему, стараясь заинтересовать каждого кто не выглядел открыто враждебным. Даже без официальных переводчиков он часто обнаруживал что мог общаться с небольшими группами людей, со всеми, кто хотел преодолеть пропасть непонимания.

Невразумительное "Что есть границы чистоты?" превращалось в "Можно ли не опасаться неба на большом расстоянии?" — со спрашивающим человеком, при этом смотрящим на облака, — это становилось: "Если дождь прольется сегодня, сожжет ли он нас?"

"Нет. Кислотность не будет расти в течение нескольких месяцев; окислам азота, потребуется много времени, чтобы проникнуть вниз из стратосферы".

Переведенные ответы иногда звучали похожими на ленту Мёбиуса, приходили искаженными, но Ятима надеялся, что истинное значение не испарялось при переводе, что "верх" в действительности не означал "вниз."

В полуденное время город выглядел заброшенным. Или осажденным, со всеми жителями спрятавшимися в укрытия. Ятима обратил внимание на группу рабочих налаживающих связь связи между двумя зданиями, которые даже при сорокаградусной жаре были одеты в одежды с длинными рукавами и перчатки, а их лица скрывали сварочные маски. Ятима был воодушевлен их мужеством, но он так же почти почувствовал клаустрофобию, угнетающий вес их защитных устройств. Бриджеров несомненно сдерживало принятие эволюционных ограничений объединения, но казалось, что половина их удовольствия от ощущения плоти исходило из продвижения пределов биологии, а другая половина от уменьшения всех других препятствий. Быть может какой-нибудь сумасшедший из мазохистских статиков будет смаковать каждое препятствие и неудобство которое Лацерта наложит на них, слагая стихи о " реальном мире боли и экстаза" пока ультрафиолет не сдерет с них кожу, но для большинства флешеров, это должно едва ли не разрушить тот тип свободы, который был сделан при выборе плотского существования.

В одном месте усевшись на канат огораживающий один из парков; Ятима вспомнил увиденных здесь людей сидящих на них и качающихся взад и вперед, вечность тому назад. Ему удалось усидеть без падения, сжимая канат свободной рукой, но когда он приказал интерфейсу остановить движение маятника, ничего не произошло. Программное обеспечение не знало как это сделать.

С каждым часом, волны Лацерты усиливались в сотни раз. Не было больше никакого смысла ожидать данные, получаемые от двух или трех из детекторов TERAGO, чтобы устранять интерференцию от других источников; подача сигнала происходила теперь прямо из Буллиалдуса в реальном времени, а идущий от Lac G-1 импульс был такой величины, что пока еще заглушался атмосферой. Волны имели заметные "интервалы," каждый явно более узкий чем его предшественник; самые последние два пика разделяло всего 15 минут, что означало что нейтронные звезды пересекли 200,000 километровую отметку. Через час, это расстояние должно было уменьшиться вдвое, затем, через несколько минут, оно должно было исчезнуть. Ятима цеплялся за слабую надежду изменения такой динамики, но постоянная экстраполяция его глейснеровского программного обеспечения не давала никакого шанса на это.

Канат Ятимы закачался. Наполовину обнаженный ребенок дергал канат в рядом с ним, пытаясь завладеть его вниманием. Ятима, онемев, вглядывался в ребенка, желая лишь обернуть защитной полимерной пленкой его незащищенное тело. Он оглядел пустую игровую площадку; в поле его зрения не было никого.

Ятима встал. Ребенок неожиданно начал кричать и плакать. Он сел, устроился поудобней, попытался обнять ребенка рукой, неудачно. Ребенок ударил своим кулачком по свободному месту. Ятима подвинулся

Ребенок вкарабкался ему на колени. Ятима нервно взглянул на данные TERAGO. Ребенок взял его руку и положил на канат, затем толкнул ее немного назад. Ятима усилил это движение, канат покачнулся. Ребенок толкнул руку вперед, Ятима качнул канат в этом направлении.

Они качались вместе, все выше и выше, ребенок кричал от восторга, Ятима разрывался между страхом и радостью. Пролилось несколько редких капель дождя, но затем облака истончились и разделились, стало солнечно.

Внезапная ясность солнечного света потрясала. Смотря через освещенную солнцем игровую площадку — с точки зрения человека, всего лишь гостящего в этом мире — Ятима почувствовал ощущение надежды на победу. Как будто семя разума Кониши все еще кодировало в нем инстинктивное знание того, что, со временем темные штормовые облака должны всегда рассеиваться, а самая длинная ночь должна всегда сдаваться рассвету, а жестокая зима должна всегда сменяться весной. Каждая трудность Земли подталкивала ее жителей идти вперед, выживать. Каждое творение родившееся в плоти несет в себе гены предка, который пережил самые безжалостные трудности, которые этот мир мог бы принести.