Дьявол

Но миф о дьяволе, с одной стороны, все еще досаждает христианской идее, стремящейся отделаться от сатаны, слишком неудобного персонажа, а с другой, он, несмотря ни на что, необходим, чтобы отмыть Бога от малейшего подозрения в том, что тот может отвечать за зло, существующее в мире. Не будь дьявола, вся вина за что-либо ложилась бы только на человека, творение Бога. Ведь рассуждение о том, что Бог создал человека свободным и последний сам плохо пользуется своей свободой, порождая таким образом зло, и что Бог — лишь безмолвный свидетель его страданий, поскольку уважает свободу тех, кого он создал, на поверку оказывается смехотворным. Это все равно, что представить себе, как отец показывает своим детям, насколько привлекательны наркотики, предварительно предупредив о подстерегающей их опасности. После чего, если, невзирая ни на что, они пойдут по этому пути, он дает им полную свободу становиться наркоманами и, не вмешиваясь, лишь наблюдает за страданиями несчастных, не желая нарушать их права. Такое поведение трудно оправдать, особенно если этот отец одновременно и бесконечно добр, и обладает безграничной властью.

Привлечение дьявола дает более удовлетворительное объяснение. Правда, в этом случае непонятно, как избежать манихейства, ведь естественно возникает вопрос, почему Бог попросту не пресек бунт сатаны. Для теологов проблема зла — та же квадратура круга; она издревле ставит их перед дилеммой: если Бог допускает существование зла, он не является безгранично добрым, а если не допускает — он не всевластен. Поелику зло существует, разговор о нем как об отсутствии добра — просто игра слов. Собственно, так и поступает большинство теологов, толкуя эту проблему пред людьми, которые ее еще не решили для себя. Быть дьяволу или не быть? До середины XX века церковь отвечала однозначно. Даже такой достаточно открытый современным идеям человек, как папа римский Лев XIII, обращался к средневековой лексике, обрушиваясь на врагов церкви — баптистов, буддистов, франкмасонов, Армию спасения — и объявляя их слугами дьявола. Согласно его энциклике «Род человеческий» (Humanum Genus), это все: «организации царства сатаны», вместе «со всеми, кто следует за дьяволом-искусителем».

Канонизированный в 1925 г. кюре из Арса Жан-Мари Вьянэ (1786–1859), один из самых почитаемых святых XIX века, был по-настоящему одержим бесом, который, судя по всему, поселился в его доме на три с половиной десятилетия. Необычные звуки, голоса, оскорбления, перемещение мебели, дурные шутки, искушения — обо всем этом кюре охотно рассказывал: как изустно, так и излагая в катехизисе. Со времен Святого Антония ничего не изменилось.

II — Персонаж, неудобный для христианской теологии

Подобного рода дьявольские проделки определенным образом беспокоят современных теологов, которые, начиная с середины XX века, не оставляют попыток закамуфлировать сатану и совершить это по возможности незаметно, одновременно не отрицая традиционного к нему отношения. Разумеется, это очень трудно, впрочем у теологии имеются свои тайные методы. Протестант Карл Барт (1886–1968) предложил формулу «Сатана = небытие»: «Это не злой ангел, а — не-ангел, поскольку «ничто» не может быть ни существом, ни обличием. Тот, кого называют ангелом тьмы, является лишь экс-ангелом света. Он — небытие, ничто. Он — ложь, ирреальность, пустота, не-личность». Рудольф Бультман (1884–1976) еще более категоричен. Дьявол — миф, а научный прогресс «ликвидировал веру в духов и демонов». Для Пауля Тиллиха (1886–1965) дьявол — олицетворение зла, а значит — ментальная структура. Райзнер в 1961 г. заявил, что «Дьявол — это персонифицированное человеком ничто, противостоящее Создателю, стремящееся само обожествиться». Г. Э. Келли в своей книге 1968 г. «Дьявол, демонология и колдовство» (The Devil, demonology and Witchcraft), высказывает по этому поводу строгое суждение: