Дьявол для отличницы

- Они ездили на море. И мать завела курортный роман. С отцом они в разводе. Не хотела уезжать, тот мужик просил остаться, а дочь отправить домой. Мать названивала отцу с угрозами, чтобы тот забрал Ленку к нам. Он отказался. Скандал был гадкий.

- Она услышала? – от ужасающей догадки мой голос совсем притих.

- Да.

- Какой ужас. – Я прижала ладони ко рту, стараясь не звучать слишком жалостливо. Боялась спугнуть. Одно мое лишнее слово, и он замолчит. А сегодня я за несколько часов круто развернулась к другому полюсу, узнавая о нем все больше и больше.

- Впрочем роман быстро закончился, и мать с сестрой вернулись домой, как только Ленку выписали из больницы. Сейчас она на учете, конечно, ходит к психологу. Через год мне станет восемнадцать, но я по-прежнему ничего не могу сделать для нее. Пока она не станет совершеннолетней, ей придется жить с одним из них. Как и мне. Вот такая у нас семейка.

 Я недолго обдумывала услышанное.

- Прости за то, что я сказала тогда в малине. Про тебя и твоих родителей. Я не знала… Я не хотела.

- Забей.

 Но мне казалось мало просто извиниться за те слова. Хотелось показать, что в этом мире он не один такой. Одинокий, лишенный родительской любви и ласки. Мне хотелось поддержать врага. Да и враг ли он мне? Я уже не знала. Запуталась окончательно. Но не могла молчать.

- Мои родители вообще про меня забыли. Сбагрили бабушке, та меня воспитывает с пеленок, пока мои предки гастролируют по всей стране со своим оркестром. Мой отец известный в своих кругах пианист, а мать виолончелистка. Профессиональные. Вобщем, дома они бывают крайне редко. А если и приезжают, то говорят только о своей музыке. Меня словно нет в их жизни.

- Знаешь, что? Бесит наш возраст. По ощущениям уже не дети, а без взрослых сделать ничего нельзя. Сильно от них зависим, - в сердцах бросил парень.

- Какая еще была причина?

- Чего?

- Ну ты сказал, что сестра была одной из причин. Были еще? – поинтересовалась я.

 Он долго молчал, потом произнес тихим голосом.

- Ты.

- Я? – Не смогла скрыть своего удивления.

- Да, ты.

- Но…

- Я в тебя был влюблен. Сильно. – Почему-то прошедшее время неприятно царапнуло грудь. – Прямо с ума сходил.

 Он коротко и зло рассмеялся, пока я сидела замершая, боясь даже дышать. 

- Но ты взяла и отдалась нашему вожатому, по которому так сохла всю смену. А его вообще можно посадить. Это называется растление несовершеннолетних, ему грозил бы большой срок.

- Ты что говоришь! - Не выдержала я. – Он не такой!

- Ага, - хохотнул он.

- Как ты можешь такое говорить?! Как можешь обвинять его, меня… Кто тебе наплел эту чушь?

- Я тебя видел. Своими глазами. Как в сончас ты пошла отдать ему рубашку. А вышла из его комнаты только через час, вся красная, растрепанная. Я долбанный час караулил! Убивался в тот момент, такое пережил! Умер нафиг! Но не уходил. Стоял и ждал, как мазохист. А ведь Эстелла мне говорила, и не раз, но я ей не верил.

- Какой бред… - пробормотала я. – Какой бред!

 Что он несет? Как он вообще до этого додумался? И Эстелла хороша, помогла… Я не выдержала и рассмеялась.

- И что, позволь спросить, смешного? – холодно спросил он.

- Я… Просто…

- Думаешь, мне легко признаваться в своих чувствах? Тому, кто на них наплевал?

- Мне не нужно было это знать, я не просила! – возразила я.

- Просила о второй причине!

- Мог бы соврать!

- Просто ты боишься!

- Опять ты за свое! Чего мне бояться? – Я уже устала сотрясать воздух. Но он, как упрямый баран, топчется на месте.

- Боишься, что есть ответные чувства ко мне, - выдал Громов, и я, захлопав глазами, нервно сглотнула.

- Пфф, чушь собачья.

- Ты почти поцеловала меня. Сама.

- О, теперь лелей это милое воспоминание до конца своих дней. 

 Лучшая защита – нападение. Не один ты это знаешь, сатана.

- Агафонова?

- Что? – измученно вздохнула я. Споры с ним вытягивали все силы, утомляли.

- Мне плевать, что у тебя было с Сергеичем, - вдруг выдает он. – Нет, не так. Мне не плевать, но я готов жить с этим дальше, стараться не думать, забыть. К черту все. У меня ничего не умерло. По отношению к тебе.

- Громов… Я… - я не знала, что ответить на его признание. 

- Знаю. Ты меня ненавидишь. Но я просто хочу, чтобы ты знала о моих чувствах. И все.

 Он ничего не просил в ответ, не наседал. Впервые. Просто сказал, что нравлюсь, как констатировал факт. Что-то вроде «и живи с этим дальше». Мне до бешенства надоела недосказанность между нами, которая только все портила. И я решилась.

- Между мной и Олегом Сергеевичем ничего не было, - призналась я. – И в конце смены мы даже не целовались. Просто разъехались и все.

 Наступило гробовое молчание.

- Но..

- Я шла отдать ему рубашку, которую он тогда мне одолжил. И больше ничего. В комнате его не оказалось, зато была Виктория Андреевна. Вся заплаканная. Битый час я успокаивала ее и слушала, протягивая салфетки. Оставила ей рубашку. А красная я была потому что она была в курсе, что он мне когда-то нравился. Она сказала это мне. И с Юркой у меня ничего не было. И вообще ни с кем не было.

 Последнее говорить было не обязательно, но уже поздно.

- Это… Это правда? – пораженно тихо спросил он.