Дьявол и Дэниэл Уэбстер

Он терпелив, он очень осторожен. Когда он добирается до места, о котором ему говорили, он сначала осматривается. Это большой дом, что-то тут не так. Он пробирается за дом, крадется и ползет. Заглядывает в окно и видит, как белые едят ужин. С виду они как обычные белые. Он думал, они будут выглядеть по-другому. Ему шибко худо. Но он все равно стучит в окно так, как ему говорили. Никто не замечает, и он уже собирается уходить. Но тут белый мужчина встает из-за стола и приоткрывает заднюю дверь дома. Кью дышит в темноте.

– Да будет благословен странник, посланный нам Господом, – низким чистым голосом говорит белый мужчина, и Кью, бросившись к нему, спотыкается, и белый мужчина подхватывает его. Кью поднимает голову – да, это белый мужчина, но он вовсе не похож на гром и молнии.

Он берет к себе Кью, промывает ему раны и перевязывает их. Он кормит Кью и прячет его у себя в доме под полом. Спрашивает, как его зовут и откуда он. А потом отправляет его дальше. Господи, помни твоего верного слугу Асафа Брауна! Запомни его имя!

Его отправляют в повозке, он прячется на дне в соломе. Из следующего места его отправляют в крытом фургоне вместе с шестью другими, и они всю ночь не издают ни звука. Один раз сборщик дорожной пошлины спрашивает у возницы, что в фургоне, тот говорит: «Южные ситчики», – и сборщик смеется. Кью запоминает это навсегда.

Однажды они доезжают до большой воды – такой большой, что она похожа на океан. Через эту воду они переплывают на лодке и добираются до другого берега. Очутившись на другом берегу, они поют и молятся, а белые с любопытством смотрят на них. А Кью даже радости не чувствует, не чувствует ничего, кроме того, что хочет спать.

Он спит, как не спал никогда раньше – за много дней и лет. Проснувшись, он теряется и никак не может вспомнить, где он. Он лежит на каком-то сеновале в амбаре. Вокруг никого. Он встает и выходит на воздух. Стоит чудесный солнечный день.

Он встает и выходит. Он говорит себе: я свободен, но до него это еще не дошло. Он говорит: это Канада, и я свободен, но не доходит все равно. Тогда он идет по улице.

Завидев там первого же белого, он сжимается и бросается бегом на противоположную сторону. Но белый не обращает на него внимания. Тогда-то он и понимает.

Он говорит себе мысленно: я свободен. Я Кью – Джон Х. Кью. У меня сильная спина и сильные руки. У меня свобода в сердце. У меня есть первое имя, второе имя и фамилия. Раньше их у меня не было.

Он говорит себе: я Кью – Джон Х. Кью. У меня есть имя и история, чтобы ее рассказать. У меня есть молот, чтобы им махать. У меня есть история, чтобы рассказать моему народу. У меня есть воспоминания. Своего первого сына я назову «Джон Свобода Кью». Свою первую дочь я назову «Вышедшая из львиной пасти».

Он идет дальше по улице и проходит мимо кузницы. Кузнец старый, он с трудом поднимает молот. Кью заглядывает в кузницу и улыбается.

Он проходит мимо, идет своим путем. И довольно скоро видит, как девчонка, похожая на персиковое деревце, девчонка по имени Сьюки, свободно идет по улице.

Счастье О’Халлоранов [19]

Крепкие ребята строили Великую Магистраль в начале американской истории. А работали на той стройке ирландцы.

Дед мой, Тим О’Халлоран, был в те поры молодым. Весь день вкалывает, всю ночь пляшет, была бы музыка. Женщины по нему сохли – у него на них был глаз и язык без костей. А надо кому по шее накостылять, он опять же пожалуйста – уложит с первого удара.

Я-то его знал много позже, он был тощий и седой как лунь. А когда вели на запад Великую Магистраль, тощих и седых там не требовалось. Расчищали кустарник на равнинах и рыли туннели в горах молодцы с железными кулаками. Тысячами прибывали они на стройку из всех уголков Ирландии – кто теперь знает их имена? Но, удобно расположившись в пульмановских вагонах, вы проезжаете по их могилам. Тим О’Халлоран был одним из тех молодцов: шести футов росту и скинет рубаху – грудь что Кошелская скала в графстве Типперэри.