Когда Кью привезли обратно, мистер Уэйд не стал строго наказывать его, ведь он был славным малым и раньше никогда не убегал. Но все равно он получил десять ударов, а потом еще десять и еще десять. Удары наносил старший работник, Желтый Джо. Когда первый раз плеть впилась в него, кожа Кью будто вспыхнула огнем, и он не понимал, как сможет это вынести. А потом попал туда, где смог.
После того как все кончилось, тетушка Рейчел пробралась к нему на чердак и велела своей внучке Сьюки намазать ему спину целебной мазью. Шестнадцатилетняя Сьюки с золотистой кожей была хорошенькая, как персик на персиковом деревце. Она работала в Большом Доме, и Кью никак не ожидал от нее таких забот.
– Премного обязан, – сказал он, хотя по-прежнему полагал, что это тетушка Рейчел навлекла на него беду, и нисколько не считал себя обязанным ей.
– И это все, что ты хочешь мне сказать, сын Кью? – Тетушка Рейчел взглянула на него свысока. – Я велела тебе посмотреть три вещи. Ты их посмотрел?
– Не-а, – ответил Кью. – Я просто убежал в лес, как дикая индейка. Больше я так никогда не сделаю.
– Правильно, сын Кью, – кивнула старуха. – Свобода достается недешево. Теперь, когда тебя высекли, думаю, ты сдашься.
– Меня высекли, – сказал Кью, – но есть дорога, которая проходит под землей. Это ты мне так сказала. Меня высекли, но не победили.
– Вот теперь ты кое-что выучишь и запомнишь, – заключила тетушка Рейчел и ушла. А Сьюки осталась ненадолго, чтобы приготовить Кью ужин. Такого он от нее вообще не ожидал, но ему понравилось.
Когда его спина зажила, на некоторое время его отправили с остальными в поле. Но работа в кузнице никуда не делась, и его вернули обратно в кузницу. Долго все шло точно так же, как раньше. Только Кью стал другим. Как будто до тех пор он жил с запечатанными ушами и глазами. А теперь начал открывать глаза и уши.
Он присмотрелся к кролику в кустах шиповника и увидел, что тот умеет прятаться. Присмотрелся к сове в лесу и увидел, как она бесшумно летает в ночи. Присмотрелся к звезде в небе и увидел, что она указывает на север. И тогда начал догадываться.
Догадываться быстро он не умел, поэтому ему пришлось соображать медленно. Он сообразил, что у совы и кролика есть премудрость, о которой белые не знают. Но сообразил также, что у белых есть премудрость, о которой не знает он. Они владели премудростью чтения и письма, и она казалась шибко могущественной. Он спросил тетушку Рейчел, так ли это, и она ответила, что так.
Потому-то он и стал учиться читать и писать. Хотя и не должен был. Но Сьюки немного училась этой премудрости вместе с юными мисс, и она обучала его по маленькой книжке, которую унесла из Большого Дома. В этой книжке говорилось про одних только летучих мышей, крыс и кошек, и Кью догадался, что у того, кто написал ее, должно быть, не все дома, если он писал не про то, что хотят знать люди, а про каких-то никчемных тварей. Но он твердо решил учиться и учился. У него чуть не лопнула голова, но он учился. Счастливым для него стал день, когда он сумел написать палкой в пыли свое имя – «Кью», и Сьюки сказала, что он написал его правильно.
Теперь до него начал доноситься первый грохот поезда, который ходит под землей, – поезда подземной железной дороги. О дети, помните имена Леви Коффина и Джона Хансена! Помните святых квакеров, которые укрывали беглецов! Помните имена всех тех, кто помог освободить наш народ!
Оброненное слово там, оброненное слово сям, слово, передающееся из уст в уста. Никто не знает, откуда берется это слово и куда исчезает, но оно есть. В хижинах рабов говорят немало такого, о чем в Большом Доме никогда не слыхивали. Уйма сказанного перед очагом никогда не вылетает в дымоход. Есть имя, которое, если доверить его слухам, обратно слухи не принесут.
Приходил однажды белый, который продавал карты и картины. Господа разглядывали его карты и картины, и он говорил с ними шибко приятно и почтительно. Но пока Кью подтягивал шкворень его повозки, он обронил пару слов. И эти слова говорили о том, что поезд подземной дороги приближается.
Кью встречается с этим человеком один в лесу. Человек неприметный, с худым лицом. Каждый день, пока он ездит вот так, его жизнь в его собственных руках, но он об этом словно даже не задумывается. Кью повидал и смелых, и безрассудных людей, но впервые встретил человека, смелость которого была вот такой. Она вселяет гордость за то, что и он человек. Незнакомец задает Кью вопросы, Кью отвечает ему. Во время встречи с ним Кью перестает думать только о себе. Он думает обо всем своем народе, который в беде.
Тот человек говорит Кью кое-что. Он говорит: «Ни один человек не владеет землей. Она слишком велика для одного человека». Он говорит: «Ни один человек не владеет другим человеком, это тоже слишком много». Кью думает об этих словах, размышляет о них. Но когда возвращается к себе на чердак, смелость покидает его, и он сидит на своем соломенном тюфяке, уставившись в стену. В это время тьма приходит к нему, на него падает тень.