Дьявол и Дэниэл Уэбстер

Она сидела у себя в хижине в тусклом свете очага. На огне стоял горшок, и временами в нем что-то булькало и урчало, как урчат на болотах лягушки-быки, а в остальном было тихо. Кью сказал ей вежливости, спросил, как ее беда со спиной. Потом дал ей петуха, которого прихватил с собой на всякий случай. Петух был черный, и тетушка, кажется, осталась довольна. Она взяла его в тонкие черные руки, он встрепенулся и заквохтал. Тогда она провела мелом черту от его клюва по половице, и он замер и притих. Ну этот фокус Кью видал и раньше. Но это совсем другое дело – когда видишь его в хижине тетушки Рейчел, где на огне булькает горшок. От этого ему стало не по себе, и он, чтобы не было так одиноко, побрякал монеткой в кармане.

Немного погодя старуха заговорила:

– Ну, сын Кью, славного молодого петушка ты мне принес. А еще что ты мне принес, сын Кью?

– Я принес тебе тревогу, – осипшим голосом сказал Кью, потому что ничего другого не придумал.

Она кивнула, будто этого и ждала.

– Почти все приносят мне тревогу, – отозвалась она. – Почти все приносят тревогу тетушке Рейчел. Какая у тебя тревога, сын Кью? Мужская тревога или женская?

– Моя тревога, – ответил Кью и объяснил ей все так, как смог. А когда закончил, горшок на огне булькнул, квакнул, и старуха помешала в нем длинной ложкой.

– Ну, сын Кью, сын Каффи, сына Шанго, – сказала тетушка, – у тебя и впрямь большая тревога.

– И она убьет меня насмерть? – спросил Кью.

– Правду об этом я сказать тебе не могу, – сообщила тетушка Рейчел. – Могла бы сказать ложь и советы. Кому другому, может, и сказала бы. Но твой дед Шанго был могучим человеком. Три человека должны были держать его, чтобы надеть на него кандалы, и я видела, как ими разбили ему сердце. Тебе я лгать не стану, сын Кью. У тебя болезнь.

– Эта болезнь плохая? – спросил Кью.

– Эта болезнь у тебя в крови, – объяснила тетушка Рейчел. – Болезнь у тебя в печени и в жилах. Насколько я знаю, у твоего папаши такой не было – он пошел в родню по своей матери. Но твой папаша был короманти, а они смелые и свободные, и ты уродился в него. Это болезнь свободы, сын Кью.

– Болезнь свободы? – повторил Кью.

– Болезнь свободы. – Маленькие глазки старухи засверкали, как искры. – Одних они ломают, других укрощают, – продолжала она, – а третьих не удается ни сломить, ни приручить. Мне ли не знать признаков и мучений – мне, которая проделала средний путь[18] на работорговом судне и видела, как мои сородичи разлетелись кто куда, как песок? Я ли не видела, что оно грядет, Господи, – о, Господи, я ли не видела, что оно грядет?

– Что грядет? – спросил Кью.

– Мрак в небесах и туча с мечом в ней, – пояснила старуха, помешивая в горшке, – потому что они все держат и держат наш народ.

Кью затрясло.

– Я не хочу, чтобы меня высекли, – сказал он. – Меня никогда не секли, сильно – никогда.

– Твоего деда Шанго секли до тех пор, пока кровь не заструилась ручьем у него по спине, – сказала старуха, – но некоторых нельзя сломить или подчинить.

– Не хочу, чтобы за мной гнались с собаками. Не хочу слышать, как лают собаки и патерули бегут за мной по пятам.

Старуха помешала в горшке.

– Старый Маастер – он хороший маастер, – продолжал Кью. – Не хочу я делать ему никакого вреда. Не хочу никакой беды и ничего замышлять, чтобы попасть в беду.

Старуха все мешала и мешала в горшке.

– Боже, как же я хочу быть свободным, – сказал Кью. – Я ною от боли и горюю по свободе. Как мне стать свободным, тетушка Рейчел?

– Есть дорога, которая проходит под землей, – сообщила старуха. – Я никогда ее не видела, но знаю про нее. Поезд, который пыхтит и сверкает, ходит по этой дороге сквозь землю. Так мне говорили. Но правда ли это, я не знаю. – Она посмотрела на Кью.

Кью ответил ей довольно смелым взглядом, потому что он сам слышал про подземную железную дорогу – правда, только упоминания шепотом. Но он понимал, что бесполезно выспрашивать у старухи то, чего она не скажет.

– Как мне найти эту дорогу, тетушка Рейчел? – спросил он.

– Смотри на кролика в зарослях шиповника и увидишь, что он делает, – ответила старуха. – Смотри на сову в лесу и увидишь, что она делает. Смотри на звезду в небе и увидишь, что она делает. Потом приходи ко мне опять поговорить. А теперь я буду есть, потому что голодная.

Больше тем вечером она не сказала ему ни слова, но когда Кью вернулся к себе на чердак, ее слова продолжали бурлить у него в голове. Всю ночь он слышал, как состав из вагонов храпит и рассыпает искры под землей, проезжая ее насквозь. Вот потому на следующее утро и сбежал.

Он бежал недалеко и небыстро. А как же иначе? Он ведь ни разу в жизни не бывал дальше двадцати миль от плантации, не знал ни дорог, ни троп. Он сбежал еще до того, как затрубил горн, а мистер Уэйд поймал его перед тем, как село солнце. Ну разве он не бестолочь, этот Кью?