Дьявол из Саксон-Уолл. Поспеши, смерть!

— Остроумничаешь? Я нож против друзей не вынимаю, но ты — дело другое!

Гелерт отступил в сторону и ударил молодого грека в подбородок. Нож вылетел и мелькнул в воздухе, оба бросились к нему. Гелерт, перепуганный теперь до ужаса таким поворотом событий, подобрал нож и ударил им противника в грудь. Аристид вскрикнул от ужаса, дочь его завопила, и они бросились на помощь раненому. Гелерт повернулся и вылетел в дверь, широкими скачками понесся по улице, наклонив голову, вытянувшись в беге всей тощей фигурой, походя на гончую более обычного.

— У вас кровь на рубашке, дитя мое, — сказала миссис Брэдли, когда он галопом влетел в дом.

Он резко остановился, коснулся кровавых потеков и засмеялся дрожащим голосом. Пот стекал по лицу, ладони взмокли.

— Спорили о политике, — сказал он. — С греками спорить о политике нельзя.

Миссис Брэдли задумчиво посмотрела ему вслед. На следующий раз, решила она, будет очень непросто разбить его сердце. И уж точно этого не сделать дочери табачника.

Глава XI

— Понимаю, да. И что я встретил, бедный, выйдя из дому?

Дик и Миган забрались на Ареопаг и через расщелину Эвменид смотрели на храм Тесея. Слева голубые горы громоздились над бурыми, небо было почти безоблачно, а воздух, хотя и жаркий, был так прозрачен, что наполнял энергией, а не лишал ее. Дик, глубоко вздохнув, вдруг набрался смелости сказать:

— Вы… вы ведь не пойдете за меня замуж, Миган?

— Ну… пока нет, — ответила она.

Он кивнул, снял солнечные очки, проморгался, надел их снова и сказал:

— В любом случае это значит, что такая возможность есть.

— Я думаю, что так и будет, — сказала она. — Но я не хочу выходить замуж еще года три или четыре. У меня было мало времени понять, что я думаю о жизни, и…

— У вас на это было почти двадцать лет.

— Это да. Но я хочу еще кучу всего сделать до замужества, Рональд. Меня к тебе тянет, но мне кажется, эта тяга взывает только к моему материнскому инстинкту. Может быть, я действительно человек непостоянный, и мне было бы очень неловко обнаружить это после нашей свадьбы. Потому что в таком случае моя страсть, я думаю, не будет иметь к тебе никакого отношения. Я, вероятно, окажусь влюблена в другого, а это будет чертовская неразбериха.

— Но в таком случае ты просто меня оставишь, разве нет?

— Конечно, да. Продолжать было бы неправильно. А потом, видишь ли, если у нас к тому моменту будет ребенок или дети, я должна буду их забрать с собой, а другому мужчине это может не слишком понравиться.

— А я останусь один. В таком случае я бы сам захотел их себе оставить. Они бы только и напоминали мне о тебе, Миган.

— Ты милый, — сказала Миган и поцеловала его.

Она была на три дюйма выше, намного крупнее и тяжелее. Ей понравилось, что он сказал, и она поцеловала его снова. Потом оттолкнула его от себя, вытерла рот рукой.

— Ты очень хороший, — сказала она. — Я думаю, что мы будем вместе. Но ты, Рональд, если передумаешь, скажи обязательно.

— Нет, Миган, я не передумаю никогда. Я это точно знаю. Я тебя люблю.

— Ну, тогда хорошо.

Они спустились по склону, и когда снова вышли на улицу Гермеса по пути домой, Миган вопрос об их браке отложила подальше и делилась мнением о людях, которые с ними путешествовали.

— Но на самом деле ты же не была в него влюблена? — спросил Дик несколько робко, когда она разложила по полочкам то, что ей казалось грехами и добродетелями Армстронга.

— Глупенький! Но он отпускает кучу едких и обидных замечаний обо всех прочих, и это иногда забавно. Для большого мальчика — а он ведь взрослый, да? — он слишком злобный.

— Он полукро… он только наполовину англичанин, — заметил Дик.

— А я вообще не англичанка. А нет, как же! Мать англичанка. По крайней мере, я так думаю. Но что я и правда хотела бы знать, так это какую штуку Армстронг решил сыграть с отцом.

— С твоим отцом? Но ведь Армстронг на него работает.

— Да, я знаю. Но как ни грустно это говорить, у отца совсем шарики за ролики заехали. Нет, не то чтобы ему пора отправиться в дурдом или что-то такое, он не опасен и мыла не ест. Но все-таки он сумасшедший. Я думаю, тетя Адела должна его как-то полечить, но это, наверное, будет очень трудно, если он сам не понимает, что спятил. То есть эти психологи могут что-то сделать, только если человек хочет вылечиться, а отец не хочет, так как не понимает, что ему нужно лечение. Я бы намекнула матери, но она тогда сама сойдет с ума от тревоги, когда он поедет в Эфес.

Дик кивнул:

— Ты про Иакха, и про змей, и про золотую табличку, спрятанную так, чтобы Диш ее нашел, — сказал он. — Я бы сказал, что это всего лишь эксцентричность. Не вижу, как это можно понимать иначе. В смысле, если бы он действительно был со странностями, как ты говоришь, это бы как-то проявилось в тебе, или в Гелерте, или в Айворе, так ведь? Я не про то, что…

Миган хихикнула: