Он вылез из машины и обошел ее кругом. Переднего колеса действительно не было, оно укатилось вперед по дороге и лежало метрах в пятнадцати. Он дошел до него и принес обратно к машине. В пазах торчали два болта. Остальные, видимо, потерялись во время кульбитов на дороге. Феодосий достал их, положил их в ладонь и хорошенечко рассмотрел. У болтов были аккуратно срезаны головки.
Данное обстоятельство трудно было объяснить случайностью или совпадением. У случившегося было только одно объяснение, каким бы невероятным оно ни казалось. Кто-то осознанно повредил болты, крепящие колесо, чтобы оно отвалилось на ходу. Если бы сегодня вечером Феодосий поехал домой, как делал практически всегда, колесо отвалилось бы в аккурат на мосту, и тогда отброшенный вправо автомобиль упал бы в воду. Сколько бы при таком раскладе у него было шансов выжить? Надо признать, немного.
Впрочем, зачем бояться того, чего не случилось? Нужно сделать выводы и идти дальше. В данном случае ехать за Розой Михайловной, видимо, на такси. И организовать транспортировку автомобиля в шиномонтаж. Впрочем, с этим прекрасно справится его водитель Дима.
Мозг четко работал, заставляя выполнять привычные понятные действия — вызвать такси, позвонить водителю, загрузить внутрь колесо, запереть машину, заехать за Розой Михайловной, которую, к счастью, совершенно не волновал вопрос транспорта, тот он был или не тот, приехать домой, поцеловать горячую и, кажется, даже бредящую дочь, а потом маму.
Та, встревоженная по поводу здоровья внучки, не задалась вопросом, почему сын немного бледен и больше обычного молчалив. Списала на волнение из-за болезни Наташки. И только ближе к полуночи, когда была отправлена домой сделавшая свое дело Роза Михайловна, Наташка со сбитой температурой спокойно уснула и размеренно дышала во сне, удалилась в свою комнату мама, Феодосий, приняв душ и смыв усталость такого длинного и нервного дня, позволил себе, лежа в своей кровати и глядя в потолок, задаться главным и самым важным вопросом: кто и за что только что пытался его убить?
Кофе и десерт действительно оказались выше всяческих похвал. Пожалуй, уже очень давно совершенно равнодушная к еде Соня не испытывала от нее такого удовольствия. Ей было немного жаль, что чудный вечер прервался так неожиданно, но недовольства или обиды она не испытывала. Невозможно сердиться или обижаться, когда человек сорвался домой, потому что у него заболел ребенок.
Ей отчего-то нравилось, что начальник ее брата оказался таким хорошим, внимательным отцом. Феодосий Лаврецкий, о котором она, разумеется, очень много слышала от Дениса, вызывал у нее все больший интерес. Было в нем что-то «неправильное». Не в плане «плохое», а именно неправильное, отличающее его от других людей.
Он очень много работал сам и других ценил, в первую очередь, по их работоспособности, а во вторую — по степени таланта.
Пожалуй, в Сониной шкале ценностей эти два качества шли в обратной последовательности, но она не была бизнесменом, а Феодосий был. При всей его занятости он лично вникал в каждую мелочь, включая собеседование с будущей учительницей английского языка на своих курсах для сотрудников. Подобная внимательность, как и сама идея организовать подобные курсы, вызывала у Сони почтительное любопытство. Она знала, что большинство начальников забывают о данном ими поручении сразу, как только за подчиненным закрывается дверь. Феодосий был не такой, и ей это нравилось.
Он отправился ее спасать, потому что ему нужно было, чтобы Денис был спокоен на деловых переговорах. Он не растерялся, когда Соня потеряла сознание, и вышел из достаточно неловкой ситуации как-то элегантно и изящно, не вызвав Сониного смущения и особо не смущаясь сам. Он не поднял ее на смех, когда она излагала ему свои бредовые идеи по поводу возможного ключа к разгадке детективной тайны, участницей которой Соня стала, сама того не желая. Он был готов помогать дальше, разбираться во всех перипетиях дела, ехать к ней домой… Достойно уважения, что тут скажешь.
Если бы Соня Менделеева была чуть более искушена в отношениях между мужчинами и женщинами, то, разумеется, сразу бы поняла, что за всеми этими действиями стоит не уникальность человеческих качеств, а чисто мужской интерес, который Лаврецкий испытывал к ней. Однако искушенной она не была, а потому даже не догадывалась о том, что может ему нравиться.
Его мужские качества она тоже не оценивала. Признавала, что мужчина он видный, прекрасно сложенный, симпатичный, можно даже сказать, красивый, но дальше простой констатации фактов не шла. У богатого, самодостаточного мужчины, обладавшего такими внешними данными и не имевшего жены, наверняка было много женщин. Все они, разумеется, были молодыми, гораздо моложе тридцатичетырехлетней Сони, красивыми, длинноногими, модными, не вылезающими из СПА-салонов и от косметолога, и тягаться с ними Соня не могла, даже если бы и хотела. Но она не хотела, ей это было неинтересно.