Дьявол на северном тракте

стала просто стеной, не издававшей никаких звуков— выпустили…долго он у стены этой сидел. А потом пошел к реке и живым его больше не видели. — Крепость выросла как на дрожжах, сделали крышу и в зиму — въехали панове в новые хоромы. Первая девка пропала — дочь мельника, через неделю после того, как женщину замуровали. Вторая — поила лошадей, ушла с ведрами по воду — да так и не вернулась. Было еще две. А после весны пропал кузнец. Дружны были они с моим братом, и брат пошел его искать. Ни в лесу ни следа, ни у хоромов, ни у реки… нашел только лапоть кузнецов у крепостной стены. У той самой стены, где девушку замуровали.

Глава 4

Его нашли на рассвете. Первым заметил мальчик — служка, но побоялся подходить (все знали, пьяного лучше не трогать — может и ударить), а по сему юноша пробежал мимо, чтобы успеть отнести записку от госпожи в соседние Ошмяны — Ядвига хотела пригласить соседей к праздничному обеду. Вслед за служкой выбежала Бася, она торопилась. Праздничный обед — дело не простое: ей было поручено приготовить особо важное блюдо — пирог с блинами, перепелками, яйцами и луком. Перепела стояли в печи, яйца и блины ждали своего часа, осталось собрать лук — он рос за околицей. Бася слыла лучшей стряпухой в округе — никого так не слушалось тесто, никто не знал о нем больше, чем она. И разумеется обладала молодая женщина своими особыми секретами — чтобы пироги не застывали на второй день, были вкусными и ароматными, даже муку всегда просеивала сама, теплыми пухлыми руками. Собрав плетенку мягких луковых перьев, Барбара развернулась — и увидела его. Ходевич лежал неподвижно на правом боку. Женщина мешкала — с одной стороны пан давно не брал в рот и капли, с другой — бывших пьяниц не бывает. Пересилив себя, двинулась к нему, тихонько позвала: — Пан Ходевич! Пан Ходевич, Вас ищут!….пан не отвечал. Женщина подошла ближе, широко открыла глаза, хотела закричать, но крик ее был перехвачен холодной сталью — Басе перерезали горло.

Глава 5

По Вильно ползли слухи. Поговаривали, что на западном тракте, по старой московской дороге орудует сатана с приспешниками. Некоторые слышали о страшных убийствах от знакомых, иные говаривали — что сами там проезжали года три назад и уже тогда заметили неладное. Старики вспоминали антихриста, и убеждали что все это — не иначе как перед самым концом света. Слухи распространялись по всему княжеству, множились, обрастали подробностями и домыслами.

В маленькой комнате, на роскошной кушетке с черной бархатной обивкой сидел Рыгор Ванькович — герой нескольких сражений, художник, востоковед и по совместительству главный Минский судья. В свои 40 с небольшим зим он имел достаточно для того, чтобы отправиться на заслуженный покой — признание, должность при светлейшем князе, сундуки с золотом на несколько поколений вперёд и усадьбу, построенную итальянцем. Пан курил причудливую трубку, сделанную из тыквы. Ваньковича многие считали колдуном — за страсть его ко всему необычному и острый, пытливый ум. Дым от трубки образовывал густое облако, пахнущее чем то пьянящим, пряным. Рыгор был вдовцом и при этом — мужчиной видным — хорошего телосложения, с едва пробивающейся сединой в черных волосах. Имел коллекцию диковинного оружия и удивительных трактатов — доминиканских рукописей, свитков из библиотеки самого Гедимина. Пан откровенно скучал. Последнее тяжкое преступление, раскрытое им — было похищение телеги да клети с двенадцатью кролями в ней. — А может и ну его, правда в пекло. служба, усадьбы, приемы да обеды. Кем я стал? Дети служанок вон — дедушко зовут. И вправду скоро в старика превращусь — обрюзгшего, обмякшего и слабоумного…В Персию надо…там теперь война. ну или к татарам хотя-бы — на передовую напроситься. Конницей командовать. Эх, не пустит Княже! Судья ему нужен видите ли…дела народные решать по справедливости да татей ловить. А что ежели нет у нас татей? В окно постучали. — Кого принесла нелегкая в такую погоду…

— Стешка а ну открой! Да погляди спрерва — кто там. Коли просители — гони в шею!

— Пан. к вам…к вам …сам воевода., Вильненской! Дворовой слуга Степан — начинал заикаться, когда нервничал, а оттого речь его получалась сбивчивой и бессвязной.

— Здрав буди Воевода! Да что ты запыхался, словно бежал — в такую слякоть! Пожалуй чаю, али настоечки… Немного, для сугреву!

— И тебе не хворать, Ванькович. Не время чаи гонять, в другой раз. С плаща воеводы ручейками стекала вода — на улице бушевала гроза. Я нынче с поручением, от самого Великого Князя, Александра…

— Ну тогда сказывай, не мешкая.

— Приказ у меня. Направляют тебя в Ошмяны. Слышал чего?

— Как не слышать, слышал. Кто говорит шайка, кто говорит москали мстят, кто говорит татары. Степан вон — слуга мой — на нечистую силу грешит. Ванькович откровенно веселился, дело могло обернуться долгожданной сменой обстановки.