Нервно поглядывая на часы, я понимал, что мне нужно ехать к Фрэнсисам, но не мог оставить Линду в таком состоянии. К счастью, перед самым моим уходом в зале появился бизнесмен, у которого я недавно брал интервью. Увидев меня, он сразу заулыбался и подошел к нам. Я представил ему Линду как мою коллегу, и из вежливости пробыл с ними еще около десяти минут. А дальше воспользовался случаем, извинился и уехал к Биллу.
С самого порога дома Фрэнсисов чувствовалась мрачная обстановка: неуютная тишина, запах лекарств и Билл, сидящий в одиночестве, с поникшей головой.
– Только освободился, – тихо проговорил я и остановился в двух шагах от него. – Приехал поговорить с Шерли, еще не поздно?
– Извини, я забыл позвонить, – осипшим голосом ответил Билл и устало взглянул на меня. – Нужно было предупредить, чтобы зря не приезжал. Она сегодня весь день проплакала. Мы дали ей успокоительное, сейчас она спит. Приезжай лучше завтра.
– Я надеялся, что разговор со мной пошел ей на пользу.
– Вчера после твоего ухода Шерли долго не выходила из комнаты, а потом явилась в хорошем настроении, и мы очень обрадовались. А сегодня у нее опять началась истерика. Она рыдала во весь голос, кричала что-то о смерти. Мы со Сьюзен с трудом ее уговорили принять снотворное и уложили в постель.
– Мне очень жаль, Билл.
– Ничего, в ее состоянии не предугадаешь. Каждую минуту настроение меняется. Спасибо тебе за поддержку.
– Ну что ты. После разговора с Шерли я понял, насколько вам тяжело. Я заеду завтра, попробую еще раз поговорить с ней. Не отчаивайтесь.
– Спасибо, – кивнул он, склонив голову к коленям и обхватив лицо руками.
Я вышел на улицу, темнело, и стрелки часов приближались к девяти. Мне не хотелось возвращаться на вечеринку к Линде и домой ехать тоже, поэтому я рванул на пляж. Вдалеке горели огни пирса, доносилась еле слышная музыка, вдоль берега прогуливалась молодая пара, и больше никого. Место Тома пустовало, но я заметил, что дверь в бунгало приоткрыта, и решил заглянуть. В помещение попадал лишь тусклый свет, однако я смог разглядеть очертания серфера – высокого, крепкого, в черном гидрокостюме.
У меня на мгновение перехватило дыхание, и я замер на месте, отчетливо слыша стук своего сердца и разглядывая его со спины.
– Том, – тихо проговорил я в тишине.
– Кто это? – испугался он, повернув голову.
– Это я, Ник.
– Сюда нельзя. Зачем ты пришел? – он продолжал стоять вполоборота ко мне.
– Я приехал на пляж в надежде встретить тебя. Хотел поговорить.
– Ты зря пришел. Одиночество давно уже стало мне другом, а ночь – подругой. Больше никто не нужен.
– Том, я уже многое знаю о тебе.
– О чем ты говоришь?
– Видел тебя несколько раз на волнах в этом черном гидрокостюме. То, как умело ты орудуешь доской, не в силах повторить никто. Это поистине захватывающее зрелище! Пожалуйста, позволь мне остаться.
Том какое-то время колебался, но спустя минуту оглянулся. Костюм плотно прилегал к его телу – превосходно сложенному, поджарому, с накачанными руками и ногами, и полностью скрывал лицо, так что видны были только нос и огромные глаза – карие, горящие и настороженно-задумчивые.
– Как ты догадался?
– Я узнал тебя по телосложению, движениям, по очертанию силуэта. Взгляд художника, я иногда рисую. И заметил твой черный гидрокостюм в углу бунгало еще в прошлый раз. Такой только у тебя, у других серферов костюмы открытые и разноцветные.
– А ты наблюдательный.
– Работа такая. Но почему ты плаваешь, когда темнеет, а всем говоришь, будто боишься заходить в воду?
Том потянулся к шлему из плотной ткани и ловко отстегнул его от гидрокостюма. Даже при плохом освещении я снова смог разглядеть шрамы на его лице.
– Только ночами я словно воскресаю, начинаю жить и дышать, – судорожно сглотнув, заговорил Том. – Чувствую свободу и надежду, а днем – я мертв. В воду не заходил много лет, боялся после нападения акулы, а спустя время понял, что мне нечего терять, даже если и сожрет. Моя жизнь ничего не стоит. Всем говорю, что не плаваю. Не хочу лишних вопросов: Итан начал бы уговаривать серфить с ним. Одному мне спокойней, пусть лучше считают слабоумным.
– Ты собираешься сейчас на волны?
– Хотел, но теперь не пойду.
– Из-за меня? А давай вместе, я с тобой поплаваю.
– Не беру никого с собой. И ты не сможешь плыть так быстро, как я, кидаясь в глубину. Я покоряю самые страшные, непобедимые волны: чем круче, тем лучше для меня.
– Не слишком опасно?
– Намеренно так поступаю: в надежде, что волны поглотят меня, а они снова выкидывают на поверхность.
Том снова отвернулся к окну, а я продолжал стоять у входа.
– Закрой дверь плотнее. Садись, Ник.
Я сделал, как он просил, и, тихо ступая по прогнившим доскам, сел в сломанное кресло-качалку.
– О чем ты хотел поговорить?
– О своих чувствах к Мэгги.
– Так ты по ней страдаешь?
– Да, влюбился, но боролся с собой. Хотел забыть. – Я заерзал, и кресло скрипнуло подо мной.
– Получилось?
– Нет.
– А Мэгги знает о твоих чувствах?
– Однажды я напился и во всем ей признался, но она оттолкнула меня. Тогда у нее был жених, но теперь она расторгла с ним помолвку.
– Из-за тебя?