Дьявол не любит ждать

— Видите ли, Бонд, тот факт, что одна из моих фабрик вынуждена была под напором внешних обстоятельств прекратить свою деятельность, еще не означает, что я в одночасье провалился и растерял все свои связи и возможности. У меня есть персонал в Лондоне и Париже, а также полезные контакты в Москве. Когда стало ясно, что самолет не долетел до Златоуста — тридцать шесть, я поручил Шагрену лететь в Москву, чтобы перехватить вас при удобном случае. До меня дошли слухи, что вы с девушкой направляетесь в Ленинград. Да это и нетрудно было предугадать: как еще вы могли бы попытаться добраться домой? В сумочке, которую мои люди забрали у вашей спутницы еще в Ноушехре, оказались и ее визитки, так что мы знали, где она живет, и были уверены: вы направитесь либо в Лондон, либо в Париж. Мои люди установили наблюдение в обоих аэропортах. Они следили за вами и ждали вас в обеих столицах. Но мое личное чутье говорило, что вы, как старый кобель, слепо следующий за запахом сучки, в первую очередь притащитесь именно сюда. Поэтому и я оказался здесь.

— И чего же вы хотите?

— Я хочу убить вас, Бонд. Вот и все. Как только этот бродячий оркестр заиграет погромче, никто даже не услышит выстрела из пистолета с глушителем.

Горнер бросил выразительный взгляд через плечо Бонда: там на следующей скамейке сидел, подавшись вперед, выделенный по его душу киллер, прикрывавший длинный глушитель, навинченный на ствол пистолета, полой летнего плаща.

— Это мистер Хашим, — сообщил Горнер. — Когда-то мы с его братом вместе вели бизнес. Но это другая история.

— А что случилось с вашей фабрикой в пустыне?

— «Савак». — Горнер не произнес, а словно выплюнул это слово. — Благодаря информации от своих американских и британских приятелей эти тупые персидские головорезы в конце концов обнаружили ее местоположение. Армейские части выдвинулись туда, и фабрика была закрыта.

— Кровопролитие при штурме было большое?

— Не особенно. Я отдал своим сотрудникам распоряжение оказывать всяческое содействие властям. Я сам тогда был в Париже.

— А те люди в подземелье — что стало с ними?

— С наркоманами-то? Господи, да кто их знает? И кому какое дело? Лично я думаю, что их отправили обратно по тем трущобам, откуда я их и вытащил.

Бонд видел, как трубач оркестрика, расположившегося на носу судна, продувает свой мундштук, а кларнетист листает ноты на пюпитре. Ударник занял место за своей сверкающей металлом установкой.

Потом Бонд перевел взгляд на Горнера. Тот сложил левую руку в неизменной перчатке вместе с правой на коленях.

— Вы любите музыку, Бонд? — поинтересовался Горнер. — По-моему, эти парни вот-вот начнут лабать какую-нибудь дурацкую мелодию. Я вовсе не из тех идиотов, которые готовы идти на риск ради того, чтобы устроить своему заклятому врагу особенно мучительную или эффектную смерть. Для жалкой британской шушеры вроде вас вполне хватит одной-единственной пули в спину.

— Сильвер работал на вас? — спросил Бонд.

— Кто?

— Кармен Сильвер. Человек, действовавший под прикрытием «Дженерал моторс». Я слышал, он пытался помешать кое-кому передать информацию для своего официального начальства из ЦРУ.

— Может быть, его шантажировали русские, — предположил Горнер. — А возможно, он был большим персом, чем сами персы, и считал, что понимает американские национальные интересы в этой стране лучше, чем его боссы.

— Похоже на то, — согласился Бонд. — Или же он был просто жадным и недалеким человеком.

— Такие люди всегда были и будут в вашем мире, Бонд. Ничего не поделаешь — тупиковая ветвь эволюции шпионажа. Ага, вот и дирижер. Между прочим, мистер Хашим любит негритянскую музыку.

Бонд выждал, пока дирижер в своем полосатом блейзере окинул взглядом оркестрик из двенадцати человек, кивнул и улыбнулся. Горнер жадным взглядом следил за ним, предвкушая удовольствие. В тот момент, когда палочка дирижера поднялась, чтобы дать музыкантам знак к вступлению, Бонд резко дернулся вперед, схватил Горнера за левую руку и одним молниеносным движением сорвал с нее перчатку.

Еще со времени первого допроса в кабинете Горнера, в затерянном среди пустыни подземелье, Бонд помнил, что физическая патология была единственным слабым местом этого человека: только излишнее внимание к его уродству могло вывести Горнера из равновесия.