Дьявол носит чёрный

– Перестань, Чейз. Ты приехал сюда на поезде. У меня есть машина, и я все равно хотела переночевать у них. Так ближе к месту старта полумарафона.

Я кивнул, разрываясь между тем, чтобы присоединиться к ним и отвезти Мэдисон домой. Но я знал, что отец не хочет дальнейшего спектакля – он будет чувствовать себя еще более уязвимым, если мы все проводим его домой, и, кроме того, я хотел разобраться с Мэд. Возможно, это наша последняя встреча.

«Она слишком хороша, чтобы отпустить ее», – сказал мой отец.

Жаль, что я не могу ее удержать.

* * *

Всю дорогу до квартиры Мэдисон я прокручивал в голове причины, по которым она не должна встречаться с Итаном Гудманом. Я остановился на тридцати, когда понял, что на подходе еще как минимум сотня и что я слишком горд, дабы сказать ей об этом.

Мэдисон посматривала на меня с беспокойством и закусывала нижнюю губу.

В метро было отвратительно жарко и тесно. Каждый ублюдок внутри вагона либо потел, либо держал в руках жирный пакет с едой, либо и то, и другое. Рядом хныкал какой-то ребенок. На сиденье перед нами целовалась парочка подростков, частично скрытая спинами двух мужчин в костюмах, которые стояли и читали новости в телефонах. Мне хотелось выбраться отсюда, забрать Мэдисон с собой, вызвать такси – если бы мог, то и вертолет – и вернуться в свою квартиру на Парк-авеню, где я включил бы Эллиотта Смита и полностью забылся в объятиях бывшей.

И на этом этапе уже не имело смысла отрицать, что именно ею она и являлась.

Когда мы, наконец, вышли из поезда и я проводил ее до квартиры, я понял, что, вероятно, последний раз прогуливаюсь по этой улице. Прощание повисло в воздухе, жирное, отчетливое и чертовски несправедливое. Но что я мог поделать? Мэдисон жаждала замужества. Она одержима свадьбами – зарабатывала на жизнь дизайном свадебных платьев, повсюду ставила цветы, – а я считал, что брак – это самая глупая идея, которую только могло придумать человечество. Никогда еще не видел, чтобы столь популярная задумка использовалась снова и снова, несмотря на такие плохие результаты. Слышали, что в среднем пятьдесят процентов пар разводятся?

Нет, брак не для меня. И все же…

Утренние прогулки с взбудораженной Дейзи.

Наше соглашение.

Наши подколы.

Наши записки.

Я понял, что не испытываю к этому ненависти. Чего не мог сказать, о своих взаимоотношениях с другими людьми.

– Ты в порядке? – Мэд наконец очнулась, когда мы оказались на лестнице ее многоквартирного дома. Весь путь прошел в молчании. Конечно, я, черт возьми, в порядке. Все хорошо. Единственное, что меня беспокоило (отдаленно), так это мысль о том, что завтра после своего полумарафона Итан поднимется по этой лестнице. Что он собирается овладеть Мэдисон. Зарыться в ее сладкое теплое тело, которое всегда пахло свежей выпечкой и цветами, и трахнуть мою бывшую девушку. Я начал представлять, как она делает все то, что проделывала со мной. Пульсирующая вена на лбу так и норовила лопнуть.

Мэд удивила меня, взяв мою руку и сжав ее в своих маленьких ладонях.

– Хочется сказать, что потом станет лучше, но на самом деле это не так. Единственная хорошая вещь в данной ситуации заключается в том, что смерть близкого человека обостряет чувства.

– Обостряет чувства? – язвительно спросил я, чувствуя, как раздуваются мои ноздри. Однажды я съел мясо ортолан, накрыв голову салфеткой, чтобы обострить чувства. Но они и так выше, чем Эмпайр Стейт Билдинг. Они не нуждались в подзарядке.

Мэдисон провела большим пальцем по моей ладони, пуская волну дрожи по позвоночнику.

– Смерть перестает казаться туманной идеей. Она реальна, и она ждет, так что ты хватаешь жизнь за яйца: когда переживаешь ужас из-за кончины любимого человека и все равно на следующий день умудряешься проснуться, чтобы завязать шнурки, запихнуть в горло безвкусный завтрак и просто дышать, ты понимаешь, что выживание одерживает победу над трагедией. Всегда. Это первобытный инстинкт.

Я с любопытством наблюдал за нашими переплетенными пальцами, понимая, что мы никогда не держались за руки, пока были вместе. Мэдисон предпринимала попытку. Один раз, через пару недель после нашего знакомства. Но при первой же возможности я сразу высвободился. С тех пор она больше не пробовала брать меня за руку.

Ее пальцы такие тонкие и загорелые. Мои же длинные, белые и комично большие на фоне ее. Инь и ян.

– Как тебе удалось сосредоточиться на чем-то другом, кроме смерти матери? – грубо спросил я.

Она улыбнулась мне, ее глаза блестели от слез.

– Никак. Я притворялась, пока, наконец, не сделала это.

Я склонил голову, прижался ко лбу Мэд, вдыхая ее аромат. И закрыл глаза. Мы оба знали, что в этом моменте нет ни капли романтики. Это чистейший «эта-планета-безумие-а-человеческие-условия-отстой» момент. Мгновение «конца-света», и не было другого места, где бы я предпочел быть.

Наши волосы соприкоснулись, и я чувствовал мурашки на обеих руках, где ладони касались друг друга. Мне не хотелось ее отпускать, но каждой клеточкой своего тела я понимал, что должен это сделать.

Ради нее.

Ради меня.