Дьявол носит чёрный

Мэдди: Моя мама начала писать мне личные письма, когда впервые узнала о своем раке груди. Маленькие анекдоты обо мне как о ребенке, о ней как о матери. Мы сблизились благодаря цветам. Я всегда радовалась, когда она брала меня на работу, а там приходил большой заказ на свадьбу. Когда она впервые одолела болезнь, то не переставала писать мне письма. Я спросила ее о причине, и она ответила, что это не имеет значения. То, что у нее нет рака, не значит, что она не умрет. И мама хотела напомнить мне, что всегда будет меня любить. Думаю, может быть, сказать ему сейчас о своих чувствах – это хорошая идея.

Чейз: Каково это? Я имею в виду, после.

Мэдди: Мне казалось, будто она меня предала. Я все думала, как она могла так поступить со мной, хотя в этом не было никакого смысла. Знала, что она не выбирала болезнь. И все же я чувствовала себя обделенной. Обманутой. Проклятой. Но потом, постепенно, я встала на ноги. Ты тоже сможешь.

Чейз: А если нет?

Мэдди: Я позабочусь о том, чтобы ты это сделал.

Чейз: Я не позволю тебе остаться и помогать мне.

Мэдди: Я не буду спрашивать.

Чейз: Значит, ты спасешь меня, но не трахнешь?

Мэдди: Именно.

Чейз: В понедельник. Я заеду за тобой в шесть.

Мэдди: В понедельник.

Чейз: Мэд?

Мэдди: Да?

Чейз: Спасибо.

Глава 14 Чейз

Та же самая студия.

Разумеется, та же самая гребаная студия.

Промышленный лофт на Бродвее.

Я не удивлен. У мамы всего одна помощница – Берта, и ей около восьмидесяти лет (без преувеличения ради наглядности). Ей следовало уйти на пенсию около трех десятилетий назад, но Берта вдова, детей у нее нет, и мама говорила, что работа ее хоть чем-то занимает. У Берты личная вечная вражда с технологиями, и она пользовалась «Желтыми страницами» всякий раз, когда ей нужно было заказать что-то, выходящее за рамки обычных услуг, которыми пользовалась семья. А это значит, что она бронировала одну и ту же студию – «Events4U» – для каждого семейного праздника, включая съемки помолвки, фотосессий для рождественских открыток, соболезнований. Здесь же были сделаны практически все официальные фотографии Козявки, мои снимки с выпускного в колледже и похоронные фотографии гималайской кошки Кэти (подробнее об этом позже; я все еще не простил ее за то, что она потратила время всех, дабы обеспечить кошке достойные похороны).

Я открыл дверь для Мэд, пребывая в опасной близости от того, чтобы вылезти из собственной кожи и уехать на другой конец планеты, думая о последнем посещении этой студии. И с кем я здесь был. Не то чтобы моя семья не приезжала сюда после, но я категорически отказывался снова переступать порог данного места на том основании, что Я НЕ ЧЕРТОВ МАЗОХИСТ.

До этого момента.

Мэдисон ворвалась внутрь, ее движения, как и все ее естество, быстры и наполнены светом. Она прислонилась к стойке, приветствуя администратора так, будто знала ее всю жизнь. Ее стрижка пикси немного отросла, и волосы теперь игриво торчали во все стороны. Что выглядело чертовски сексуально, и я задумался, собирается ли она позволить своим волосам расти и дальше, и означает ли это, что во время секса я смогу тянуть ее за локоны.

Мэдисон засмеялась над словами администратора, затем достала из сумки телефон и показала ей что-то. Я понял, что сотрудница оказалась той самой женщиной, которая фотографировала меня здесь много лет назад. Воспоминание врезалось в меня, точно грузовик на оживленном перекрестке. Это бизнес одного человека. Женщина ворковала с моей (нынешней) бывшей невестой и со мной – двумя нервными аспирантами, которые приняли роковое решение пожениться, прежде чем узнали, кто они на самом деле, – чтобы мы улыбались в камеру.