Дьявол против кардинала

— После того как королева лишилась мудрого советника в вашем лице, — дю Трамбле слегка поклонился Ришелье, — рядом с ней возник очередной итальянский проходимец — некто аббат Руччелаи из Флоренции. Он-то и стал вбивать ей в голову мысли о том, чтобы вернуть себе прежнюю роль — слыханное ли дело, чтобы мать короля была изгнана из государственного совета! Но как ее вернешь? Король предпочитает держать матушку на расстоянии, в Блуа под охраной. Остается бежать! А куда? Руччелаи сунулся было к герцогу Бульонскому, но тот поостерегся играть с огнем — мол, годы уже не те. А вот герцог д’Эпернон оказался сговорчивее: он был обижен, что власть его урезали, а еще пуще, что сыну его, архиепископу Тулузскому, до сих пор кардинальскую шапку не пожаловали. Так что королева укрылась у него в Ангулеме и прислала королю письмо: мол, мое место подле вас, прогоните Люиня, все зло от него, и заживем по-прежнему, душа в душу. А не то — во Франции найдутся благородные дворяне, способные постоять за свою государыню. Король наш нраву горячего, хотел было тотчас собирать войска и идти на матушку войной. Да только Люинь совсем другого склада — ему лишь бы тишком, да молчком, да без драки. Канцлер Силлери, хоть Люиня и не любит, тоже воевать отсоветовал. Тем временем брат мой, отец Жозеф, поговорил с Деажаном о вас. Деажан подступил к королю: есть, мол, лишь один человек, который заставит вашу матушку образумиться. Вот и пришлось мне в ваши Палестины добираться!

Ришелье попытался сесть на постели. Брат Анри и секретарь поддержали его и подложили под спину подушки.

— Можете идти, мэтр, мы с вами закончим позже, — тихо, но твердо сказал Ришелье нотариусу. Тот откланялся и удалился.

Умирающий епископ совершенно преобразился. В него словно вдохнули искру жизни, глаза загорелись. Немного посидев и словно собравшись с силами, он отбросил одеяло и спустил ноги с постели.

— Ну, что стоишь? Одеваться! — приказал он камердинеру.

Тот оторопел. Ришелье сделал нетерпеливый жест рукой.

— Может, и правда повременить? — неуверенно предложил дю Трамбле, чувствуя себя несколько неловко.

— Одеваться! — повторил Ришелье. — И принеси нам что-нибудь поесть. Дорога дальняя.

Дебурне ушел, пожимая плечами и хлопая себя руками по бокам.

Через два часа карета уже увозила ожившего епископа из Авиньона.

Глава 5 ПРИМИРЕНИЕ

Двери распахнулись, горничные присели в реверансе — в спальню госпожи де Люинь вошла Анна Австрийская. Мари попыталась было приподняться на постели, но Анна остановила ее быстрым жестом:

— Лежи, пожалуйста, лежи!

Она подошла и села на табурет рядом с кроватью. Мари слабо улыбнулась королеве из пышных подушек.

— Ну, как ты? — спросила Анна, участливо глядя на ее бледное лицо с голубыми тенями под глазами.

Мари сделала знак рукой, одна из горничных вышла и вскоре вернулась в сопровождении кормилицы, которая несла на руках спеленутого младенца.

Анна живо вскочила и заглянула под уголок кружевного кокона.

— Боже мой, какая красавица! — воскликнула она, в умилении глядя на сморщенное красное личико с почмокивающим во сне ротиком. — Вся в мать!

— Я назову ее Анной! — сказала Мари, с улыбкой наблюдая за этой сценой.

Королева еще немного полюбовалась младенцем и снова села на табурет. Кормилица унесла ребенка.

— Ты знаешь, — увлеченно заговорила Анна, — я много думала нынче ночью: твоей дочери ведь необходима хорошая партия.

Мари рассмеялась:

— Что вы, ваше величество, об этом думать еще слишком рано!

— Вовсе нет! — живо возразила королева. — Вот послушай: я полагаю, ей лучше всего подойдет сын герцога де Жуаёза. Если ты согласна, я с ним поговорю. Нужно будет еще как следует обдумать брачный договор, но с этим пока время терпит…

Мари смотрела на нее ласково и нежно, но как-то по-взрослому, почти по-матерински, и под этим взглядом Анна смутилась и замолчала.

— Страшно было? — робко спросила она немного спустя, почти шепотом.

— Да нет, не страшно, — раздумчиво ответила Мари. — Немного больно, конечно, но страшно — нет… Это же от любви, а все, что от любви, прекрасно.

— А я, наверное, все равно бы боялась, — призналась ей Анна. — Ведь так часто умирают…

Она осеклась, вспомнив, что и мать Мари умерла родами. Но та ободрила ее теплым взглядом.

— Не нужно думать о плохом, вот и все. Это всего лишь испытание, которое несет нам любовь. И если мы пройдем его, она вознаградит нас за терпение и веру и снова даст вкусить своих радостей. Ни в коем случае нельзя показывать любимому мужчине, что тебе страшно или больно, не то потом он поостережется снова лечь с тобой в постель, чтобы это не повторилось.

Мари оживилась и приподнялась на локте.

— Я сейчас пишу трактат о любви, — сообщила она. — Наподобие Монтеня, что мы читали вместе. Но только Монтень — мужчина, ему не понять, что чувствует женщина, чего она ждет от любви. И уж, конечно, ему ни разу не доводилось рожать!