Дьявол против кардинала

В Париже герцог произвел фурор. Дамы наперебой восторгались его изяществом, красотой, безупречным французским языком и великолепием нарядов. Даже госпожа де Рамбуйе устроила концерт в его честь. Принцесса де Конти напропалую с ним флиртовала, пытаясь возбудить ревность в непреклонном Бассомпьере. Балы, карнавалы и праздники, которые с неистощимой фантазией устраивала герцогиня де Шеврез, продолжались неделю подряд. На одном из них Бэкингем поразил весь двор своей невероятной щедростью: он появился в роскошном костюме, к которому на тонких ниточках были пришиты крупные жемчужины. Задетые жесткими юбками дам, жемчужины неизменно отрывались, и когда сконфуженные красавицы бросались их подбирать, чтобы вернуть владельцу, герцог останавливал их жестом:

— Полно, мадам, оставьте себе на память!

Людовик по-прежнему чувствовал себя неважно и появлялся на увеселениях довольно редко. Заботу о развлечении высокого гостя взяла на себя Анна Австрийская, к радости герцога и к удовольствию Мари и Холланда, которые, казалось, были близки к осуществлению своего плана. Но все-таки герцог вел себя слишком открыто и неосторожно: ни от кого не укрылось, какие пламенные взоры он бросал на розовевшую от смущения королеву. Как-то раз, во время завтрака в узком кругу, он обхватил своей ладонью руку Анны Австрийской, передававшей ему чашку шоколада — своего любимого напитка. Одна из присутствовавших при этом фрейлин ахнула и тотчас прикрылась веером.

Обо всех подобных происшествиях Ришелье был подробно осведомлен госпожой де Ланнуа из свиты королевы. Разумеется, не бесплатно. Англичанин вел себя чересчур бойко, но кардинал был спокоен за королеву: десять лет назад, когда она только-только прибыла во Францию, его назначили ее духовником, и он знал, что душа Анны чиста, как покрывало Богородицы. Тревожило его другое: Ришелье несколько раз пытался поговорить с герцогом о политике. Кардинал хотел склонить Англию ко вступлению в Лигу против Испании, а всем было известно, что за английского короля правит милорд Бэкингем. Кроме того, в январе гугеноты снова взбунтовались; Субиз захватил острова Ре и Олерон, Роган поднял Севенны. Протестанты явно рассчитывали на помощь из Лондона, а новая война была сейчас совсем ни к чему: казна пуста, к тому же в стране свирепствует чума. Однако Бэкингем всячески уклонялся от разговоров на серьезные темы, предпочитая развлечения.

В последний день празднеств Мария Медичи решила преподнести сюрприз: показать во всем блеске свой новый Люксембургский дворец. С наступлением вечера в небо взметнулись столпы искрящихся огней, отражаясь в глади чистого пруда; поднимавшихся по широкой лестнице гостей встречал нежной музыкой оркестр из лучших музыкантов, залы были освещены сотнями канделябров, полы устланы коврами, стены увешаны гобеленами. Наконец, грянул бал. Людовик снова не приехал, и Анна Австрийская шла в паре с Бэкингемом. К удивлению присутствующих, после первого танца герцог тотчас пригласил свою даму на второй, и та вновь подала ему руку! Это было неслыханно! Два танца подряд с одним и тем же кавалером, к тому же иностранцем, к тому же… ну, вы понимаете… Все остальные не столько танцевали, сколько смотрели на царственную пару. Анна слегка смутилась, Бэкингем же и бровью не повел и без умолку говорил, что-то рассказывая. Лицо Марии Медичи слегка напряглось, отражая борьбу противоречивых чувств; герцогиня де Шеврез что-то говорила Холланду, прикрывшись веером; Ришелье же выхватил взглядом из толпы незнакомую даму в полумаске, не сводившую горящих глаз с Бэкингема. Лихорадочный румянец пятнами пробивался сквозь белила на ее щеках, а веер она сжимала так, словно это был кинжал.

— Кто эта дама? — негромко спросил Ришелье у церемониймейстера.

— Леди Карлейль, супруга английского посла.

Ловко маневрируя в толпе, кардинал оказался рядом с англичанкой. Заговорил с ней, назвал себя, сказал какой-то комплимент и предложил показать картинную галерею с полотнами Рубенса, которых она наверняка еще не видела. По лицу леди Карлейль пробежала тень досады, ей, разумеется, не было никакого дела до картин, но… Сделав над собой усилие, она подала руку королевскому министру.

В галерее было пустынно. Шаги гулко звучали под высокими сводами. Подведя свою спутницу к первой картине, Ришелье пустился было в пространные объяснения, но, заметив, что его не слушают, резко их оборвал.

— Леди Карлейль, — сказал он проникновенным тоном, — позвольте мне всего на несколько минут завладеть вашим вниманием.

Англичанка удивленно на него посмотрела.

— Я говорю с вами сейчас не как министр его величества, и даже не как мужчина, высоко ценящий женскую красоту, а как лицо духовное…

Во взгляде промелькнул интерес. Леди Карлейль пристальнее вгляделась в это лицо, которое было… да, довольно приятным… Разом припомнились все сплетни, которые передавали ей о кардинале и о королеве-матери: говорят, она неравнодушна к этим завораживающим серым глазам…