Дьявол в быту, легендах и литературе Средних веков

Христиане считали языческий мир созданием Сатаны. История скажет: напротив, Сатану воображение христиан создало по языческому миру. Без нравов Римской империи Сатана был бы очень отличен от того, каким он явился в Средние века. Весь разврат, все гнусное и дьявольское, чем облепилось в упадке своем величие языческой культуры, объединяется и сгущается в идее Сатаны; он делается естественною приманкою для всего бесконечного разнообразия слов, дел, помышлений, обычаев, всего ведения и неведения, которые христианская совесть классифицирует под именем «греха». Боги, потеряв свои храмы и алтари, не умерли, не исчезли, но превратились в бесов, причем некоторые из них потеряли свою красоту, но дурные свои качества сохранили в преувеличенных размерах. Юпитер, Юнона, Диана, Аполлон, Меркурий, Нептун, Вулкан, Цербер, фавны и сатиры, пережив свои культы, переселились в христианский ад и окружились тучею страшных легенд, помрачивших светлые легенды их в едва узнаваемые искажения. Известно, что христианская Церковь не решилась сразу сделать то, что в известное время своей религиозной истории сделали евреи: резко и категорически отвергнуть существование языческих богов. Христианская Церковь не отрицала существования божеств — пусть языческих, но все-таки божеств, — а только настаивала на их ложности и злобности. Такое рассуждение обратило их в демонов. Это самый излюбленный пункт апологетов и Отцов первобытной Церкви, на котором они настаивают с особенно пылким жаром. Отзвуки и отблески языческого мифа находятся во многих описаниях христианского ада, начиная от первых веков Церкви и вплоть до времен, когда все эти представления объединил своим поэтическим синтезом Данте. Тартар, Фигетон и другие адские реки, Стигийское болото, Харон, Цербер упоминаются беспрестанно. Ад, описанный в «Романе Розы»[13], считает в числе своих обитателей Иксиона, Тантала, Сизифа, Данаид, Тиция; Алан Лилльский[14] называет хозяйками адских рек классических фурий. Что касается Данте, то он смешал языческий миф вместе с новыми повериями христианства и произвел этим как бы путаницу двух враждебных элементов, за которую его неоднократно упрекали. С одной стороны, у него Сатана, Вельзевул, Люцифер; с другой — Харон, Минос, Цербер, Медуза, Минотавр и прочие. В этой смеси хотели видеть влияние на Данте первых лучей гуманизма. Артуро Граф в своей статье о «Дантовской демонологии» хорошо показал, что это зависело совсем не от новой литературной моды, а, напротив, от накопления народных преданий и легенд, сохранивших в течение тысячелетия память старых божеств почти не поколебленною и не поблекшею, хотя и с изменениями цветов белых в черные. Так что, может быть, именно тут-то Данте и явил себя верным собирательным фокусом народной фантастики. Боги померкли, но не померли, они здесь и готовы захватить в старую власть свою каждого неосторожного. Диана бродит полуденным бесом, а в глубокую полночь мчится в воздушном полете под звездным небом, сопровождаемая ватагами ведьм, которым она передала свою волшебную науку. Венера, богиня любовной страсти, сохранив и в чертовках всю свою прелесть и очарование, по-прежнему распаляет людей неугасимой влюбленностью, отнимает новобрачных мужей у жен, увлекает в подземный чертог средневекового Адониса — рыцаря Тангейзера[15], что так прекрасно рассказано Генрихом Гейне и еще в тысячу раз прекраснее музыкою Рихарда Вагнера. Даже на папском престоле мы увидим новых язычников, знающих, что старые боги живы в новом дьявольском виде.

Папа Иоанн XII провозглашает тосты за здоровье дьявола, и он же, играя в кости, призывает в помощь Юпитера, Венеру и других демонов.

К эпохе торжества Церкви слагается и подробная биография Сатаны. Ее написали те же Отцы, которым Церковь обязана своим торжеством. Сатана был создан добрым, но сделался злым; пал по собственному греху, увлекая за собой бесчисленное множество своих последователей. Позднее утверждали, что за бунт этот десятая часть небесного воинства (совсем как при подобных же обстоятельствах в римской армии) была низвергнута на землю и поглощена бездною. Еще позже появилась легенда об ангелах, сохранивших нейтралитет. Острова, заселенные такими ловкими двуручниками, видел в своих полных приключений паломничествах св. Брандан[16]. Вольфрам фон Эшенбах[17] (ум. ок. 1220) заставил их в своем «Парсифале» быть первыми хранителями св. Грааля. Данте поместил их в преддверии Ада с презренными трусами, в которых никогда не говорило живое сердце. Это всецело средневековое изобретение. В Библии о таких нейтральных ангелах нет ни единого слова.