Дьявол в быту, легендах и литературе Средних веков

Когда же, наконец, прекращает это коварное, вкрадчивое обаяние греха свою роковую власть над человеком? Мы знаем одно: святые от нее не только не были избавлены, а, напротив, подвергались нападениям даже больше, чем грешники. Выход был один: когда человек покорял все свои инстинкты и подавлял в себе всякую энергию, когда, в усердии постов, бичеваний, бдения, молитв, он убивал свою плоть, затемнял память, погашал воображение, оцепенял разум, когда внутри себя он заживо обретал безмолвие и неподвижность смерти, — тогда и искушение погасало, как пламя, потухающее потому, что ему нечего больше сжигать. «Кто, как св. Симеон Столпник, простоял пятьдесят лет на капители колонны, тот вправе смеяться над всеми ухищрениями искусителя» (А. Граф).

Но многие ли достигли этого совершенства — обращения тела в камень и воли в полет как бы по одному узкому лучу, прямолинейно упирающемуся в однажды намеченную точку неба? Чаще бывали случаи, что великие аскеты на смертном одре все-таки еще просили окружающих женщин не прикасаться к ним, простодушно объясняя, что опасное дело приближать огонь к соломе.

Глава пятая Козни дьявола

Неутомимый устроитель всех бед и несчастий человечества: войн, болезней, голодовок, катастроф всякого рода, — смутитель и отравитель частной жизни, профессиональный мучитель людей, Сатана есть величайший лжец и обманщик во Вселенной — qualis rex, talis grex[128], — и таковы же его подручники и подданные. Обманы дьявола бывали ужасны. Один средневековый летописец повествует, как однажды дьявол явился в еврейской колонии на острове Крит под видом Моисея и убедил уверовавших в него плыть с ним вместе в Обетованную землю. Но едва корабли, переполненные евреями, вышли в открытое море, как дьявол всех их утопил. Обещания и предсказания свои дьявол — преемник древних оракулов, в которых, впрочем, по мнению Церкви, он же пророчествовал под разными псевдонимами, — дает столь хитро и двусмысленно, что часто они обозначают совершенно иное и даже противоположное тому, чего ждет получивший обещание.

Иногда его обманы просто наглы и грубы: он щедро раздает своим поклонникам деньги, драгоценные камни, убирает стол их дорогими яствами, но в действительности это сухие листья, уголь, помет или что-нибудь еще хуже. Когда морока спадает, одаренные дьяволом всегда видят себя одураченными и попадают в скверные истории. На эту тему сложилось множество легенд и сказок как народных, так и вдохновленных ими искусственных, до Гоголева «Проклятого места»[129]включительно.

«Ну, хлопцы, будет вам теперь на бублики! Будете, собачьи дети, ходить в золотых жупанах! Посмотрите-ка, посмотрите сюда, что я вам принес! — сказал дед и открыл котел.

Что ж бы, вы думали, такое там было? Ну, по малой мере, подумавши хорошенько, а? золото? Вот то-то, что не золото: сор, дрязг… стыдно сказать, что такое. Плюнул дед, кинул котел и руки после того вымыл.

И с той поры заклял дед и нас верить когда-либо черту.

— И не думайте! — говорил он часто нам, — все, что ни скажет враг Господа Христа, все солжет, собачий сын! У него правды и на копейку нет!»

Когда человек вступал в договор с чертом, ему приходилось смотреть в оба, чтобы каждый пункт условия был яснее дня, ибо рогатый юрист мастерски привязывался к каждой недомолвке и двусмысленности и обращал ее в свою пользу. Знаменитый польский волшебник пан Твардовский[130], воспетый Мицкевичем в юмористической балладе «Пани Твардовская», чуть было не пропал из-за такого промаха. По контракту своему с дьяволом он должен был отдать свою душу аду в Риме. Понятно, что, заключив контракт, «польский Фауст» поклялся, что никогда нога его не ступит за римскую черту. Но он позабыл написать: в городе Риме. И вот однажды, когда Твардовский пировал в какой-то корчме, из кубка выскочил черт:

А, Твардовский?! Встретить братца
Мне приятно, дорогой!
Что? Со мной не хочешь знаться?
Мефистофель пред тобой!
Договором нас связала
В полночь Лысая гора.
Дней с тех пор прошло немало,
Рассчитаться б нам пора!
Клялся ты на коже бычьей,
Что спустя два года сам
В Рим придешь свершить обычай,
То есть выдашь душу нам.
Ад служил тебе исправно,
Не жалел ни чар, ни сил,
Семь годков ты пожил славно,
Но о Риме позабыл.
Шел ты в сеть путем незримым,
Не страшился здешних мест,
Глянь, корчма зовется «Римом»,
Так что, пане, под арест!»[131]