Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков

— Гляди, вот чудище с хвостом колючим,
Что страшно и оружью и стенам
И губит мир дыханием вонючим!
<…>
И вот тотчас обмана образ грязный
Главу и перси показал свои,
Но хвост оставил скрытым безобразный.
Печать благоволения несли
Черты лица у зверя-супостата,
Но остальной хребет — как у змеи;
До мышек были лапы волосаты,
А грудь и оба бока и спина
Расписаны пестро и узловаты.
Узоры у турецкого сукна
Не ярче по цветам, и ткань такая,
Ручаюся, Арахной не ткана!
Как на прибрежье барки, отдыхая,
Едва из влаги поднимают бок,
Или как бобр в обжор немецких крае
Врага встречает, погрузясь в поток,
Чудовище так точно покрывало
Кайму камней, сжимавшую песок.
Виясь, концом хвоста оно махало,
Губительный в себе таящим яд
И острым, как у скорпиона жало.

Дантологи (Ланчи, Бетти, Скартаппини) находят, что в этом описании своем Данте подражал адской саранче из Откровения Иоаннова (4: 7—11), и в особенности царящему над нею ангелу бездны:

«По виду своему саранча была подобна коням, приготовленным на войну; а на головах у ней как бы венцы, похожие на золотые, лица же ее как лица человеческие; и волосы у ней, как волосы у женщин, а зубы у ней были, как у львов; на ней были брони, как бы брони железные, а шум от крыльев ее, как стук от колесниц, когда множество коней бежит на войну, у ней были хвосты, как у скорпионов, и в хвостах ее были жала; власть же ее была — вредить людям пять месяцев. Царем над собою она имела ангела бездны; имя ему по-еврейски — Аввадон».

Иногда животное вытесняет из дьявола человеческое подобие — и тогда является адский зверь, чудовище, зародившееся в мифологических образах Вавилона и Египта, а также на страницах Апокалипсиса и получившее необычайно подробное развитие в видениях средневековых аскетов и дидактически-благочестивых романах. Бредовые звери эти, созданные воспаленным воображением из обрывков действительных животных, сложены самым фантастическим образом, совмещая в себе признаки всех животных царств, словно нарочно затем, чтобы символизировать, как каприз и злоба дьявола ругаются над законами природы и насилуют ее строй. Звери египетской мифологии, при всей их причудливости, куда проще. Так, мистическим животным Сэта (египетский Сатана) рисуется довольно скромное и почти правдоподобное четвероногое плотоядного типа, вроде собаки или шакала, удлиненною хищною мордою напоминающее ближе всего, пожалуй, борзую, с прямыми торчащими ушами и длинным хвостом, на конце раздвоенным.

Иногда Сэт изображается в виде этого адского зверя, иногда в виде человека, но с головою своего символического животного. Из настоящих представителей животного мира Сэту были посвящены гиппопотам, коршун и многие другие хищные животные, вид которых он иногда принимал. И эти уже без всяких демонических изменений и прикрас. Мы встретим этих удивительных зверей, которыми населило преисподнюю Средневековье, в главе об «Аде» по описанию их неким Тундалом.^{67}

Отступления от правила изображать дьявола безобразным в Средних веках очень редки. В одной латинской Библии IX или X века, находящейся в Парижской национальной библиотеке, Сатана, искушающий Иова, сохранил еще свой прежний ангельский вид — крылья и даже ореол вокруг головы; дьявольство его характеризуется только когтями на ногах и сосудом с пылающими углями, который он держит в левой руке. В одной французской героической поэме двенадцатого века «La Bataille Alisians»^{68} дьявол выведен совсем красавцем: его портят только большой рот и горбатый нос. Эстетическое направление Возрождения сказалось и на представлении о дьяволе. Вот как описывает Сатану Федериго Фрецци^{69} (ум. 1416), епископ в Фолиньо и автор «Quadriregio»: