Дьявол в музыке (ЛП)

Брокер помог Кестрелю сменить промокший фрак на халат, после чего Джулиан и доктор вернулись с гостиную. Кестрель иронично улыбался и поднимал брови, явно ожидая выслушать нравоучение. МакГрегор знал, что Кестрель будет с удовольствием слушать, умно и очаровательно отбивать его выпады, а потом сделает так, как решил сам. При всей вежливости и также Джулиан был упрям… как сам МакГрегор.

- Я думаю, ты считаешь, - наконец, сказал доктор, - что любые неприятности, в которые ты втравишь себя в Милане, коснутся и его? – он дёрнул головой в сторону комнаты, где Брокер всё ещё собирал вещи.

- Да, - Кестрель помрачнел. – Но что я могу сделать? Я не могу сказать Брокеру, что он не должен ехать со мной, если он этого не хочет. Самое меньше, что я могу сделать в ответ на его преданность – не оскорблять её.

МакГрегор вздохнул, осознавая правдивость сказанного.

- Сделаешь для меня кое-что?

- Если смогу – немного осторожно отозвался Кестрель.

- Положи руку на сердце и спроси себя, стоит ли это итальянское путешествие риска. Может быть страхи напускные – я не знаю. Но я знаю, что если бы мой сын был жив, он был бы примерно твоих лет. И мне бы хотелось думать, что мы бы смогли увидеться вновь после того, как завтра разъедемся в разные стороны.

На миг Кестрель потерял дар речи. МакГрегор хотел воспользоваться своим преимуществом. «Поедем домой с мной – или куда-то ещё, куда угодно, но не в Милан». Но если Кестрель согласится, он будет всегда об этом сожалеть. Он назвал это «самым интересным расследованием в жизни» – разве он не хотел бы узнать, на что такое похоже? Какое право имел МакГрегор лишать его такого приключения? Один из них не должен поворачивать назад. Так что МакГрегор не сказал ничего. А назавтра Кестрель и Брокер выехали в Милан.

Глава 9

Симплонская дорога, ведущая из Парижа в Милан через Женеву и Альпы, должно быть, была лучшим подарком, что Наполеон сделал Италии. За почти пятнадцать лет, что север полуострова был под его властью, Милан стал местным Парижем – изящной и прекрасной столицей королевства. Оно пало больше десяти лет назад, и австрийцы, что владели Миланом раньше, поспешили вернуть его. Сейчас говорить о королевстве Италия считалось предательским, а поднимая его трёхцветный красно-бело-зелёный флаг можно было угодить в тюрьму. Даже мёртвый Наполеон продолжал пугать местных владык. Конечно, он был завоевателем, что разжёг в итальянцах мечты о свободе лишь затем, чтобы покорить их новому господину. Но факт остаётся фактом – при нём впервые со времён древнего Рима большая часть Италии была едина. Королём Италии мог был французский деспот, но королевство Италия вживе воплощало мечту многих итальянцев.

А Симплонская дорога осталась. Она огибала Женевское озеро – огромный водный простор, усеянный пикирующими чайками, и проходила по равнине, богатой фруктовыми садами, виноградниками и отарами черноголовых овец. По обе стороны от дороги вдалеке были видны горы – но они оставались безликими нагромождениями неясного цвета, не то серого, не то голубого, не то пурпурного. Но на третий день пути небо расчистилось, и горы оказались ближе. Дорога стала извилистой и поднималась ввысь, лошади шли тяжелее и чаще отдыхали. Джулиан отложил в сторону словарь миланского, чтобы посмотреть, как вокруг вздымаются Альпы: их нижние склоны, покрытые персиковыми деревьями, казались оранжевыми из-за подступающей осени, а вершины были голы и покрыты снегом. Затем небо сузилось и превратилось в голубую ленту над головой, а дорогу сжали отвесные скалы, похожие на лица, изрезанные морщинами, что оставили древние ручьи. Порой небо пропадало вовсе, а дорога ныряла в пещеру, а над головой раздавался грохот падающего со склона снега. Наконец, они добрались до самой высокой точки Симплонского перевала, откуда Джулиан увидел обширную долину, пересечённую пенистыми ручьями, и ряд высоких вершин, белых и чистых, как сами Небеса.

Затем начался спуск, петляющий среди голых скал и головокружительных водопадов. Форейтору приходилось то и дело спешиваться и подсовывать брус под задние колёса, чтобы экипаж не опрокинулся прямо на лошадей. В Изели они пересекли границу Пьемонта – самого северо-западного итальянского государства. Там путники провели ночь в таверне, державшейся на краю обрыва и постоянно окутанной туманами из пропасти внизу. На следующий день спуск стал более пологим, пейзаж – зелёным, а Джулиан испытал трепет, когда почувствовал в сладком воздухе предвкушение Италии.

Брокер, не привыкший долго думать о хворях, которые не может вылечить, быстро вернулся в своё бодрое расположение духа и заводил дружбу с форейторами, конюхами и слугами. Он не слишком хорошо знал язык, но всё, что не мог выразить словами, передавал жестами с живостью настоящего итальянца.