Дорога огибала западный берег озера Маджиоре, извивалась между поросшими лесом холмами и сверкающе-голубой водной гладью. На южной оконечности озера была граница Ломбардии, отмеченная флагами с чёрными имперскими орлами и сверканием солнца на австрийских штыках. Таможенные чиновники потребовали паспорта и, получив взятку, вернули их после быстрого осмотра. Всю дорогу до Милана потрёпанные полицейские чины то и дело выскакивали из своих деревянных будок, чтобы проверить документы у проезжающих и получить «чаевые». Само собой, таможенники досаждали лишь законопослушным путешественникам – контрабандисты и карбонарии умели обмануть и обойти их.
Ландшафт здесь был плоским, а земля – плодородной. Её пересекали целые рощи тутовых деревьев, увитых виноградной лозой. В тумане на горизонте Джулиан разглядел золотой проблеск – то была статуя Мадонны, защитницы Милана, установленная на высочайшем шпиле собора. Потом показался и сам собор – треугольная громада, каким-то чудом постепенно превратившаяся в череду изящный белых шпилей. Экипаж въехал в Милан через Симплонские ворота, где среди грубых хижин и поросших мхом мраморных глыб возвышалась незаконченная триумфальная арка. Её строительство начал Наполеон, и австрийцы не нашли в себе сил, ни закончить её, ни уничтожить.
Джулиан испытал странное ощущение, снова оказавшись в Милане. Он давно здесь не бывал – со времён своего первого путешествия в Италию. Но всё вокруг казалось удивительно знакомым – просторные улицы, окружённые кроличьими норами переулков, гордые дворцы по соседству с жалкими лачугами, балконы с изящными железными перилами и вывешенным сушиться бельём, пёстрые навесы над лавками и кафе – синие, зелёные и жёлтые. Но главное очарование улицам придавали их жители. Молодые богачи показывали свою удаль на английских скакунах; ярко одетые крестьяне торговали всем подряд – от каштанов до плетёных стульев; иезуиты, которых строгие чёрные рясы делали похожими на воронов, расхаживали с важным видом; австрийские солдаты курили сигары и говорили на немецком и венгерском. Но больше всего внимание Джулиана привлекали женщины. Они были удивительно красивы – стремительные, но грациозные с большими, тёмными и выразительными глазами.
Кестрель остановился в таверне «Белла Венециа» на Пьяцца-Сан-Феделе, рядом с собором, оперным театром «Ла Скала» и Санта-Маргерита, где располагалось полицейское управление и тюрьма. Конечно, он не собирался напрямую обращаться в полицию. Они не захотят принимать помощь молодого английского денди, каким бы опытом тот не обладал. Единственный англичанин, что им интересен, – это Орфео, у которого есть все причины быть за целый континент отсюда.
Нет, он скорее предложит свою помощь семейству Мальвецци. Но сперва нужно узнать кое-что ещё. Как пытались искать Лючию Ланди? А Тонио Фарезе, слуга маэстро Донати, – что стало с ним? Наконец, какую роль в расследовании играют родственники Лодовико? Газеты мало о этом писали – видимо, семья не хотела выставлять себя напоказ. Но если они всё-таки появятся на публике, то несомненно в опере.
Вечером весь Милан собирался в «Ла Скала». Аристократия не привыкла развлекаться дома – отчасти потому, что их
Джулиан приехал в Милан как раз в нужно время, чтобы переодеться в вечерний костюм, поужинать и попасть в «Ла Скала» к открытию занавеса. Он сел в партер – владения
Давали «Итальянку в Алжире», причудливую историю Россини о бесстрашной итальянской девушке, попавшей в плен к туркам. Если бы Джулиан не знал сюжета, он не ничего не понял, ведь остальные зрители рассаживались и переговаривались всю вступительную сцену. Кестрель полюбовался восхитительными декорациями и костюмами, а потом стал осматривать ложи. Увы, его слепил свет со сцены, так что он мог различить лишь играющие в карты силуэты, подобные пустым глазницам, освещённые неверным пламенем свечей.