Дьявол в музыке (ЛП)

- Мой дорогой маэстро, - обратилась маркеза, - благодарю, что присоединились к нам. Конечно, вы уже знакомы с графом Карло, но ещё не встречались с синьором Кестрелем, знаменитым английским денди – я уже говорила вам, что он вызвался провести расследование.

- Для большая честь познакомиться с вами, маэстро, - произнёс Джулиан.

Донати наклонил голову в сторону гостя.

- Вы очень добры, синьор Кест-ер-ель. Простите… я не совсем точно произнёс ваше имя.

- Это неважно, маэстро.

- Боюсь, вы нездоровы, - вежливо продолжил Донати, - я немало знаю о насморке и простуде – певцы живут в смертельном ужасе перед ними. Вы не пытались добавить лекарство в кипящую воду и вдыхать пар? Существует устройство, что называется «ингалятор» - Себастьяно может одолжить вам такой. Это мой ученик и слуга – мои «глаза», как я его называю.

Себастьяно встревожился, когда на него обратили внимание и нахмурился ещё сильнее.

- Мы здесь не для того, чтобы обсуждать здоровье синьора Кестреля, - отрезал Гримани. – Маэстро, я – комиссарио Гримани. Я здесь, чтобы расспросить вас об убийстве Лодовико Мальвецци.

Донати вздохнул.

- Я постараюсь ответить так хорошо, как смогу, синьор комиссарио.

- Вы можете идти, - бросил тот Себастьяно.

- Комиссарио Гримани велит вашим «глазам» уйти, маэстро, - подсказал композитору Кестрель.

- Мне не нужен толкователь, синьор Кестрель, - отрезал Гримани.

- Я толкую не для вас, синьор комиссарио.

- Спасибо, синьор Кестрель, - поспешно вставил Донати. – Себастьяно, ступай и отрабатывай messa di voce^[32]. Позже я тебя послушаю.

- Да, маэстро, - Себастьяно вышел.

- Я не вижу причин вам оставаться здесь, мистер Кестрель, - сказал Гримани.

- Ни единой, - согласился Джулиан, - я с большей охотой поговорю с маэстро Донати, когда вы уйдёте.

Комиссарио сверкнул глазами. Они оба понимали – Гримани не хочет, чтобы композитора расспрашивали без него.

- Думаю, вам стоит остаться, - сдался следователь, - Но будьте добры, не задавайте неуместных вопросов. Итак, маэстро, давайте начнём.

Донати терпеливо рассказал, как Лодовико убедил его поехать на озеро Комо и учить юного английского тенора, чью личность держат в тайне. Гримани немедленно спросил:

- Орфео говорил вам, откуда именно из Англии он приехал?

- Нет. Он никогда не говорил об Англии.

- Долго ли он жил в Милане, когда его встретил маркез?

- Я не знаю. Наверное, совсем недолго, ведь, когда маркез впервые привёл его ко мне, он ещё учил миланский. Но через несколько недель, когда мы собирались на озеро Комо, он уже говорил бегло.

- Где он жил перед тем, как оказаться в Милане?

- У меня сложилось впечатление, что во Франции.

- Почему вы так думаете?

- Я пытаюсь вспомнить, - Донати наморщил лоб. – А, конечно. Я сказал ему, что его акцент больше похож на французский, чем на английский, и он ответил, что выучил французский прежде итальянского. Так что я предположил, что раньше он жил во Франции.

- Вы не рассказывали об этом при расследовании, - обвиняюще указал Гримани.

- Меня никто не спросил об этом, синьор комиссарио, - взмолился композитор, - и я никогда не думал, что это важно. Много англичан ездит и во Францию, и в Италию.

- Уверены ли вы вообще, что он англичанин? – спросил Гримани. Глаза маркезы расширились. Она перевела пытливый взгляд на Донати.

- Маркез казался совершенно уверен, - медленно произнёс композитор. – Я никогда не задумывался об этом после нашего первого разговора. Хотя должен сказать, в нём совершенно не было английской надменности – простите, синьор Кестрель.

- Виновен по всем пунктам, маэстро, - с улыбкой отозвался Джулиан.

Гримани удостоил его испепеляющего взгляда.

- Маэстро, вы можете предположить, что Орфео намеренно ничего не рассказывал о себе?

- Он был очень сдержан, - позволил себе признать Донати, - Я думаю, он чувствовал свою зависимость от маркеза. Кажется, англичане куда больше стыдятся бедности чем мы. С Орфео мы почти всегда беседовали о музыке. Его очень интересовали упражнения голоса, и обсуждать с ним и маркезом такие приёмы было очень полезно. Также он любил поговорить об орнаментике – сколько её должно быть и стоит ли композитору о ней заботиться или можно доверить певцу импровизировать…^[33]

- А политика? – оборвал его Гримани. – Говорили ли он что-нибудь о разных формах правления, о восстаниях в Неаполе или Пьемонте?

- Насколько я помню, нет, синьор комиссарио.

Гримани велел описать последний день в жизни Лодовико. Донати рассказал, что маркез приехал на виллу к началу утренних уроков Орфео один, без слуг, и сказал, что переночует здесь же. Он был чем-то взволнован, вспыльчив и винил Орфео в том, что тот ночью приходил в замок. Орфео признал, что проник за ворота, открыв их ключом, что нашёл на вилле, но отрицал, что в него было свидание с Лючией.

- Я не сомневаюсь, что он говорил правду, - сказал Гримани. – Теперь мы можем сказать, зачем он туда ходил – оставить посылку в перчаткой и запиской.