Дьявол в раю. Романы

— «Следствие закончено — забудьте!» — сказал Крячко, положив подбородок на скрещенные ладони.

— Ты заткнешься? — тихо спросил Гуров.

— Младшего обижаете, я лишь напомнил название знаменитого итальянского фильма. Фамилию маэстро забыл. Ну, извини!

Гуров махнул на Крячко рукой, повернулся к Гойде, спросил:

— И что у тебя имеется?

— Труп и начальство, что же еще?

— Мои коллеги неделю копали и ничего?

— Какие-то машины проверяют, ничего конкретного. Когда поедешь смотреть?

— Завтра поутру. А чего ФСК вцепилась? Почему не вызвали сразу территориальных розыскников? Что-то казалось? Что-то блестело?

— Лев Иванович, у них поймешь? В чем дерьмо — тебе понятно. Высоких гостей надо работать, а они — «да», «нет», «не знаю», «занят». Ясно, стрелок пришел со стороны, но непричастность всех присутствующих я принять не могу, а работать не дают. Потому и контрразведчики отступили.

— Теперь нужен мент-говновоз, который бы всю эту ароматную кучу на себя взвалил и тащил до упаду. Чуть погодя все спустят в канализацию.

— Ты в горловину не пройдешь, у тебя плечи широкие. — Крячко поднялся из-за стола и неожиданно застучал костяшками пальцев по столу. — Этих людишек надо заставить исповедоваться. Нужен железный характер. А железное тебя — только отбойный молоток, и то, как ты сам любишь повторять, «это вряд ли»!

— Знаешь, за что я тебя особенно люблю? — усмехнулся Гуров.

— Знаю! — Крячко вытер ладонью пот со лба, встряхнул мокрыми пальцами. Признаю, ты гений. Но для них ты — никто. Про себя я не говорю. Ты же понял, они Петра хоронят — первого сыщика России. И вообще, дискуссия закончена. С самолета мы прыгнули, не хочешь открывать парашют — не открывай, я тебя на себе донесу. Ребята, хотите свежий анекдот?

Гойда смотрел на друзей изумленно, затем неуверенно сказал:

— Мне нравится ваш оптимизм, но сложность в том, что эти люди и в прокуратуру не являются, а уж в милицию не придут абсолютно точно.

Гуров задумчиво улыбался и молчал. Крячко в своем эмоциональном всплеске выдохся и уже жалел о сказанном, и не оттого, что испугался, а сочувствовал Гурову, который на самом деле отнюдь не железный и вообще — «на хрена козе баян»?

— Нормальные люди с возрастом умнеют, — пробормотал он. — Видно, я принадлежу к иной категории.

— Это вряд ли, — спокойно возразил Гуров. — Ты простой хитрый мужик, знаешь, чтобы меня запрячь, надо сначала разозлить.

У нас есть сто причин заниматься этим делом. Во-первых, приказано, чего вполне достаточно. Исповедоваться, конечно, никого не заставишь. Не те люди. Игорь, говоришь, они в прокуратуру не являются?

— Все вежливо. Лев Иванович, звонит помощник, приносит извинения, мол, готовят срочный документ для Президента, или другое вранье, и просит встречу отложить.

— Я понимаю. — Гуров кивнул. — Мы люди не гордые — сами залетим на огонек.

— Не примут. — Гойда развел руками. — Десяток способов существует. Позавчера я в приемной вице-премьера Барчука попытался шуметь, так он сам, лично, из кабинета вышел, извинился, я чуть со стыда не сгорел.

— Ничего, у нас предохранители здоровые, выдержим, — заметил Крячко.

— Игорь, у высокопоставленных свидетелей просматривается очень слабое место. Когда они данный факт как следует усвоят, мы козырями сравняемся.

— Какое место? Чего ты задумал? Докладывай, следствие ведет прокуратура.

— Обязательно. Вот ты и дай мне поручение повторно произвести осмотр места преступления.

— Что ты там найдешь?

— Вдохновение.

— Об узком месте сейчас не скажешь?

— Без вдохновения не получится, — серьезно ответил Гуров. — Они тебя так сразу закрутили, что ты ослеп. Со мной такое случалось неоднократно. Завтра поутру мы со Станиславом выезжаем на фазенду господина Барчука. Ты, господин полковник, на своем ворованном «мерседесе» заезжаешь за мной в восемь.

— Подаренном, — огрызнулся Крячко.

— Известно, каждый жулик утверждает, мол, не украл, подарили.

Видимо, у Гурова созрел некий план, который с каждой минутой сыщику нравился все больше, и он весело продолжал:

— Игорь Федорович, тебе известно, что мы отсюда сбегали в частный сектор? Решили обогатиться за счет знаний, полученных на службе Отечеству. Но остатки совести пробудились, и мы возвернулись, но корысть уже заела. Я, как более скромный, прихватил у «капиталистов» «Жигули», новенькую седьмую модель, а господин Крячко, истинно русская душа, упер «мерседес-190».

— А двухкомнатную квартиру с дырявыми полами, клопами и крысами кто на трехкомнатные апартаменты поменял? — Изображая судью, Крячко поднялся и вытянул в сторону Гурова указующий перст.

— Стас, закладываешь друга по-черному. Грешно.

— Я с детства в Павлика Морозова играл, потому и в ментовку служить пошел.

— Не богохульствуй, мы ментовку как угодно ругать можем, не без греха она, да и мать родная, но меру знай, — строго сказал Гуров. — Значит, договорились, завтра поутру выезжаем.

Супруга Крячко с дочкой уехала на лето к родне; он поднялся ни свет ни заря и явился к Гурову, когда тот, издеваясь над организмом, делал гимнастику.