Дьявол в раю. Романы

Блевал во сне Еркин, а погано было во рту у Галея. Он надел тапки, сходил к проводнику, взял стакан холодного чая, прополоскал рот, вернулся в купе и достал бутылку коньяка. Галей берегся от самопала, покупал спиртное в фирменных магазинах. Выпив полстакана, он закурил, начал вспоминать давешний разговор с настоящим Еркиным. А разговор такой имел место, потому врут люди, что сны берутся как бы сами по себе — ниоткуда.

Он, как и другие интересующие его квартиры, фатеру гребаного депутата в Митине о установил на прослушивание, что при современной электронике просто, как самолетик в детстве из бумаги смастерить.

Галей подъехал к дому, послушал депутатское шарканье, бренчанье посуды и прочую муру, понял, гости к Еркину заходят редко, и позвонил ему из машины. Галей представился дружбаном одного большого человека, который, мол, интересуется: что, великий депутат за охрану своей персоны собирается платить или будет жизнью в этой Москве рисковать?

Ответ Еркина получился путаный, непонятный ответ. Начал он с того, что просил передать большому человеку низкий поклон за проявленную заботу об его ничтожной жизни. Затем депутат просил пардону, объясняя, что срочно в сортир надобно.

Галей отсоединил клемму, объехал квартал. Еркин то ли бегал на кухню хватить стакашек, то ли просил соседей позвонить в ментовку, узнать, кто у него, депутата, на проводе.

— Ну, чего ты, мужик, очистил животик? — ласково спросил Галей, позвонив вторично.

И тут Еркин запел иную песню, что благодарность остается, но у больших людей большие заботы, потому возможны ошибки. Такая ошибка и с ним, Еркиным, произошла, потому как он в депутаты попал в первый раз, исключительно по казусу, сам он из Еркиных, которые всю жизнь по земле словно навозные жуки ползают. Понятно, что Еркины на своем веку окромя рублей никаких денег не имеют.

— Что долго так? — недовольно спросил Галей. — Нету у тебя баксов, так и скажи. У меня, к примеру, тоже нету, а было бы… Кто чего от меня получит. И ты молоток, что не отдаешь! А то ишь, кровопийцы, придумали добровольное страхование жизни. — Да нету у меня! — закричал Еркин.

— Нету и не ори, спокойно сказал Галей. — Я на твоей стороне, обрисую в лучшем виде. А ты живи — не тужи, никого не бойся.

— Ну спасибо, ну благодарствуй! У меня и срок этот чертов кончается. Домой, в деревню, поросят кормить.

Галей, усмехаясь, положил трубку, зная точно, что никогда Олег Еркин в деревне не жил, а со школьной скамьи тропил себе комсомольскую тропу, а вот родители у него действительно в деревне живут, и денег он, Еркин, из комсомольской кассы наворовал достаточно.

А весь цирк Галей разыгрывал с одной целью, чтобы не сбежал хитрец с наворованным раньше времени.

Поезд снова дернулся. Галей налил себе на самое донышко, запечатал бутылку, взглянул на часы. По его расчетам, жить Егору Яшину оставалось менее двенадцати часов.

И вице-премьер Анатолий Трофимович Барчук в эту дрянную ночь тоже не спал, как не спала и его на людях грозная, а в семейном быту тихая Анна Петровна. Они сидели за столом в гостиной городской квартиры, играли в карты. Муж поддавался, как мог. Анна играла лучше, только шельмовала. Проигрывая раз за разом, она вздыхала, бормотала о незаконченном высшем образовании, порой говорила:

— Умен ты у меня, Толик, незауряден, а следователя прокуратуры в дом пускать не следовало.

— Все ты знаешь, Аннушка, кого пустить, кого за порогом оставить. Только не можно это, я должен быть вне подозрений.

— Не следовало несуразную компанию собирать. Тут я одна виновата. — Анна бросила карты: — Сдаюсь.

— Как же это? — возмутился муж. — У тебя и король, и дама козырная! Анна смешала карты.

— Глупости все, на каждой сдаче козыри новые. Помню, студентом ты мне рубашоночку розовую с кружевами подарил.

— Сорок пять рублей… Было такое…

— Ох и счастлива я была! Теперь в жизни радости никакой — одна головная боль.

— Брось, Анка, образуется!

— Кто Игоря убил? Кому он мешал, зам зачуханного министра?

— Забудь. Что с письмом и звонком делать? — Барчук подпер голову ладонями. — У тебя снотворное есть?

— Ты не зря первым в парк бросился, якобы убийцу искать! Ты прости грешную, не смелого ты десятка, Игорек. Жена мужа хорошо знает, глубоко. Если следователь за меня возьмется, я тебя поневоле выдам.

— Клянусь здоровьем Павлика, не искал я там ничего. А побежал вперед не от смелости, от страха, чтобы на меня никто ничего не думал.

Анна достала из шкафа штоф с рябиновой настойкой, налила две большие рюмки толстого граненого стекла.

— Все выбросить хотела бабкины рюмки, вот и сгодились.

Барчук перекрестил рот, выпил залпом, шумно выдохнул:

— Крепка…

Анна выпила не торопясь, обтерла губы, спросила:

— И чего ты там нашел?

— Винтовку, ты же знаешь.

— Всем показал карабин, а что-то схоронил, скорее выбросил.

— Ну что прилипла? — без злобы спросил Барчук. — То дело скоро замнут. Что с этим письмом и звонком делать?