Дьявол весной

Смеясь, Пандора повернулась и обнаружила, что Габриэль пристально на неё смотрит. Казалось его заворожило… что-то… хотя она не могла представить, что он нашёл в ней такого интересного. Пандора смущённо провела пальцами по щекам, задаваясь вопросом, нет ли у грязи у неё на лице.

Габриэль рассеянно улыбнулся и слегка качнул головой.

— Я что, пялюсь? Простите. Я просто обожаю ваш смех.

Пандора покраснела до корней волос. Она подошла к ближайшей мишени и начала выдёргивать стрелы.

— Пожалуйста, не делайте мне комплиментов.

Габриэль направился к соседней мишени.

— Вам они не нравятся?

— Нет, они заставляют меня чувствовать себя неловко. И всегда складывается ощущение, будто они не соответствуют действительности.

— Возможно, вам так кажется, но это не означает, что они не правдивы. — Опустив свои стрелы в кожаный колчан, Габриэль подошёл ей помочь.

— В данном случае, — сказала Пандора, — это определённо не так. Мой смех похож на серенаду лягушек, раскачивающихся на ржавых воротах.

Габриэль улыбнулся.

— Он похож на серебряные колокольчики, звенящие на летнем ветру.

— Это абсолютно не так, — подняла его на смех Пандора.

— Но именно такое впечатление он на меня производит, — интимная нотка в его голосе играла на её туго натянутых нервах.

Отказываясь на него смотреть, Пандора слегка замешкалась, выдёргивая скопление стрел из холщёвой мишени. Они засели так глубоко и так тесно, что некоторые из них вклинились друг в друга, превратив мишень в смесь льняных лохмотьев и стружки. Конечно же, она принадлежала Габриэлю. Он выпускал стрелы с практически небрежной лёгкостью, каждый раз попадая в яблочко.

Пандора осторожно прокрутила стрелы, вытаскивая их так, чтобы не сломать древки из тополя. Достав последнюю и передав её Габриэлю, она начала снимать перчатку, состоящую из кожаных напальчников, прикреплённых к гладким полоскам, которые в свою очередь присоединялись к ремешку, застёгнутому вокруг её запястья.

— Вы отличный стрелок, — сказала она, дёргая за тугую застёжку.

— Годы практики, — Габриэль потянулся к ней и расстегнул её перчатку.

— И природные способности, — добавила Пандора, не позволяя ему скромничать. — Собственно, вы, на мой взгляд, всё делаете идеально. — Она стояла неподвижно, пока он расстёгивал другую её защитную перчатку из марокканской кожи. — Я полагаю, люди от вас именно этого и ожидают, — нерешительно сказала Пандора.

— Моя семья нет. Зато все остальные… — Габриэль заколебался. — Люди склонны замечать мои ошибки и запоминать их.

— Вы задали высокую планку? — рискнула предположить Пандора. — Из-за вашего положения и имени?

Габриэль кинул на неё уклончивый взгляд, и она поняла, что он не хотел говорить слов, которые могли бы прозвучать, как жалоба.

— Я обнаружил, что следует быть осторожным в проявлении слабостей.

— У вас есть слабости? — спросила Пандора в притворном удивлении, но в вопросе была лишь доля шутки.

— И много, — удручённо сказал Габриэль, делая акцент на этих словах. Он осторожно снял с неё защитную перчатку и бросил её в боковой карман колчана.

Они стояли так близко, что Пандора разглядела крошечные серебряные прожилки в полупрозрачных синих глубинах его глаз.

— Расскажите мне самое худшее о себе, — импульсивно попросила она.

На его лице промелькнуло странное выражение, неловкое и практически… пристыженное?

— Хорошо, — тихо проговорил он. — Но я бы предпочёл обсудить это позже, наедине.

Сердце Пандоры ушло в пятки. Сбудется ли её худшее подозрение?

— Это как-то связано с… женщинами? — с трудом спросила Пандора, её пульс тревожно выбивал дробь в горле и на запястьях.

Он бросил на неё косой взгляд.

— Да.

О боже, нет, нет. Чересчур расстроившись, она не успела придержать язык и выпалила:

— Я так и знала. У вас французская оспа.

Габриэль ошарашено на неё посмотрел. Колчан со стрелами с грохотом упал на землю.

— Что?

— Я так и знала, что, вероятно, вы уже заработали эту болезнь, — рассеяно сказала Пандора, а в это время Габриэль обвёл её вокруг мишени и затащил за одну из земляных насыпей, где они были скрыты от обзора со стороны дома. — Одному богу известно, сколько их видов. Английская, французская, баварская, турецкая…

— Пандора, погодите, — он слегка встряхнул её, чтобы привлечь внимание, но слова продолжали вырываться наружу.

— Испанская, немецкая, австралийская…

— Я никогда не болел оспой, — прервал он Пандору.

— Какой?

— Всеми.

Её глаза стали огромными.

— У вас они все?

— Нет, чёрт возьми, — Габриэль замолчал и наполовину отвернулся. Он начал резко кашлять, его плечи задрожали. Он поднял руку и прикрыл глаза, с ужасом Пандора подумала, что Габриэль плачет. Но в следующий момент она поняла, что он смеётся. Каждый раз, когда нахал бросал взгляд на её возмущённое лицо, у него начинался новый неудержимый приступ. Ей пришлось подождать, раздражаясь от того, что она стала объектом веселья, пока он изо всех сил пытался взять себя в руки.

В конце концов, Габриэлю удалось выдохнуть:

— Я не болел ни одной из них. И существует только одна разновидность.

Волна облегчения смыла раздражение Пандоры.