Дьявол внутри нас

«Да, - подумал Омер, - обычные приемы тут не подходят». Шаблонные фразы, веселые дерзости, которые так нравились его сокурсницам, игривые и подчас нескромные остроты - все это мертвым грузом сразу осело на дно его памяти. Но намерения его, напротив, стали более определенными. Когда Маджиде, выходя из дверей, случайно коснулась пальцами его руки, он вдруг покраснел как рак. Они пошли рядом. Изредка Омер ловил на себе взгляд ее черных глаз, одновременно печальный и неприступный. Тогда он терялся, бессмысленно оглядывался по сторонам и умолкал. Он и сам то и дело бросал косые взгляды на свою спутницу. И если полы ее пальто распахивались на ходу и он мог видеть плотно обтянутую свитером грудь, то у него перехватывало дыхание.

Выйдя на проспект, они посмотрели друг на друга.

- Вам куда? - поспешно спросил Омер. - В консерваторию? Сейчас восемь часов. У меня еще час времени. Хотите, пройдемся пешком?

Маджиде утвердительно кивнула, и они пошли дальше по направлению к Беязиду, оттуда - к Бакырджилар. Неловкость не проходила.

«У меня пропал голос, как у соловья, наевшегося шелковицы (В Турции распространено поверье, что соловей, отведав плоды шелковицы, теряет голос), - думал Омер. - Насколько я помню, это со мной впервые. Вот дурацкое положение! Не станешь же сразу объясняться в любви девушке, с которой только что познакомился и которая лишь вчера узнала о смерти своего отца. Надо бы выразить ей соболезнование, но я понятия не имею, как это делается. Мне ведь никто не соболезновал…

Вообще утешения - это высшая степень лицемерия. Физиономия принимает фальшиво-печальное выражение, брови этак приподнимаются; со скорбным видом покачиваешь головой, стараешься говорить огорченным тоном. С ума можно сойти! Уверен, Маджиде того же мнения, что и я. Наверняка соболезнования будут ей не по душе. Это видно хотя бы по тому, что она пошла на занятия, словно ничего не произошло… Однако ужасно глупо идти так, молча, и переглядываться, словно школьники, у которых еще молоко на губах не обсохло. Это в конце концов проявление взаимного равнодушия… Протяну ей сейчас руку и скажу: «До свиданья», вот и все… Больше навязываться невозможно… Но почему я не могу сделать этого?.. Да она просто приворожила меня! Профиль у нее чудесный. Какая матовая кожа! Правда, немного желтоватая. От бессонницы или всегда такая? Нет, определенно, я уже видел ее когда-то, я знаю ее. То есть душу ее знаю… Между нами есть некая незримая связь. Ах, дурак Нихад! Когда-нибудь он меня выведет из себя… «Ты, наверное, видел ее в детстве, в твоем мозгу осталось воспоминание о ней…» Ерунда! При чем тут детские воспоминания?.. Но раз об этом зашла речь, раз выдвинуто такое предположение, трудно удержаться, чтобы не поверить… Как люди любят все упрощать, опошлять!.. Одно дурацкое слово, и все мечты разбиты… Что-то не нравится мне Нихад, особенно в последнее время. Впутался в какие-то темные дела. Но товарищ он верный. Ради меня пошел бы даже на смерть… Впрочем, почему я так убежден в этом? Мало ли что я думаю, а он, может, и пальцем не пошевелит… Однако до сих пор он многим жертвовал ради нашей дружбы. Деньгами, например… А способен ли он на большее? С некоторых пор он сам стал мне меньше нравиться, а уж типы, его окружающие… Но есть в них, право, что-то притягательное. Мозг у них работает, как в лихорадке, как машина: только бы доказать что-то. А что? Плохое или хорошее? Черт его знает!»

Взгляд его снова упал на Маджиде; как и он, девушка была погружена в свои мысли. Брови ее сошлись на переносице, взгляд был нацелен вперед, и на лице ее не шевелился ни один мускул. Ноты, которые она держала под мышкой, соскользнули назад. Ноги, обутые в кофейного цвета туфли на низком каблуке, легко ступали по мостовой. Омер заметил, что она шла, как мужчина, крупным, свободным шагом. Семенящая походка большинства девушек всегда вызывала у него чуть ли не сострадание. Поэтому он с одобрением отметил, что эта девушка шагает с ним в ногу.

Они подошли к мосту. Кругом стоял неумолчный гул людских голосов.'Все, казалось, спешили куда-то, бежали, суетились. Омер и Маджиде перешли через Золотой рог и продолжали шагать рядом, изредка поглядывая на желтую воду и на множество маленьких и больших баркасов, шаланд, лодок, барж. На одной из шаланд сидел мальчишка лет девяти. Он брал из жестянки червяка, насаживал на крючок и, забросив в воду, равномерными рывками подтягивал к себе. Его босые и грязные ноги свисали над водой, глаза неотрывно следили за поплавком. Юноша и девушка остановились и долго наблюдали за мальчишкой. Упорство и терпение юного рыбака навели Омера на мысль, что сам он никогда ничем не был так поглощен, ничему не уделял столько внимания.

Одна из нотных тетрадей упала на мостовую. Омер нагнулся, поднял ее и протянул руку за всей пачкой.

- Дайте, я понесу.

Маджиде молча протянула ему ноты. И только в глазах у нее промелькнуло что-то, похожее на благодарность.