Оба молчали. Бедри деликатно отошел в дальний угол к надзирателю, чтобы не мешать разговору молодой четы. Но ни один из супругов не придвинулся к другому, и чем дольше продолжалось молчание, тем острее оба чувствовали, что оборвалась какая-то нить, связывавшая их ранее. Маджиде вспомнила фразу из своего письма: «…Как мало мы разговаривали с тех пор, как стали жить вместе, как будто стало нечем поделиться друг с другом», - и с горечью подумала: «И впрямь не о чем. Он глядит как чужой… И я тоже! Отчего это? В тот день, когда мы познакомились, он говорил так много, совсем не зная меня, не заботясь о том, слушаю ли я. У него всегда так… Начинает замечательно, но ничего не доводит до конца. То ли от лени, то ли оттого, что не знает, куда это его заведет».
Надо было наконец что-то сказать, и Маджиде спросила:
- Ты очень скучал? Когда тебя привезли сюда?
- Скучать не было времени. Вчера меня допрашивали до полуночи, а рано утром перевели сюда.
- Ты очень мучаешься?
- Нет, дорогая! Они начали понимать, что я к этому делу не имею отношения. Мне только жаль Нихада. Его храбрые приспешники превратились в шелудивых щенков. Каждый валит вину на других. Уже сегодня они затеяли потасовку. Герои, кричавшие, что готовы отдать жизнь за дружбу, ради общей цели, теперь, чтобы спасти свою шкуру, продают друг друга ни за грош. Горько видеть их такими мерзкими…
Маджиде, внимательно слушавшая его, подумала: «Неужели нам больше не о чем говорить?» Это была не ее вина. Омер держался от нее на расстоянии, старательно избегал тем, которые касались только их двоих.
Против ожидания это не огорчило Маджиде. Но легко ли ей было видеть, что Омер отдаляется от нее? Вместе с тем, какое она имеет право сердиться на него и даже удивляться?
Омер, который, как и прежде, сидел возле нее со свешивающейся на лоб прядью волос, смотрел вокруг бегающими глазками и красиво округлял губы, даже когда молчал, этот самый Омер не вызывал в ней прежних чувств. Она слушала мужа с вежливым вниманием, как дальнего родственника или человека, с которым недавно познакомилась, и не находила в нем почти ничего общего с тем Омером, которого она все еще любила, который жил и, вероятно, всегда будет жить в ее памяти.
По знаку надзирателя они поднялись и расстались спокойно. Омер проводил жену и друга до двери. Маджиде снова увидела на его лице все ту же полуулыбку, напоминавшую скорее гримасу, и эта улыбка долго не выходила у нее из головы.
XXVIII
Дважды в неделю Маджиде навещала Омера в тюрьме и всегда приходила вместе с Бедри. В ее душе по-прежнему боролись противоречивые чувства, в которых она никак не могла разобраться. Когда она не видела мужа, ей казалось, что она все еще любит его, но совместная жизнь уже невозможна. А при встречах с ним она чувствовала, что между человеком, которого она любит, и нынешним Омером нет ничего общего. Тем не менее Маджиде сознавала, что не имеет права бросить его в беде и даже, когда он выйдет из тюрьмы, должна будет некоторое время продолжать прежнюю жизнь.
Предварительное следствие тянулось уже полмесяца. Бедри говорил, что каждый день выяснялось что-нибудь новое. Вообще все дело оказалось не таким уж серьезным. Десять - пятнадцать молодых болванов, надеясь с помощью громких фраз и демагогических статеек сделать карьеру и занять высокие государственные посты, стали орудием нескольких проходимцев, авантюристов и продажных людей. Каждый из этих трусливых недоучек страдал манией величия и считал, что нет и не будет гениальнее философа, историка, критика, поэта, политика или вождя молодежи, чем он. Теперь они рыдали перед судебными следователями, изливали свое горе жандармам, умоляли о помощи надзирателей и, тайком составляя доносы, выдавали новых сообщников, раскрывали все новые, неизвестные следствию преступления своих уже арестованных товарищей.
Все это Маджиде узнавала от Бедри. Омер в последнее время вообще перестал что-либо рассказывать и молча глядел в лицо Маджиде или беседовал с Бедри о погоде.
Маджиде наконец решила покончить с этой неопределенностью. Однажды, когда они договорились встретиться с Бедри в одной из кофеен на площади Беязид, чтобы пойти к Омеру, Маджиде захватила с собой то длинное письмо, которое так и не попало в руки адресата. Она собиралась незаметно от надзирателя передать его Омеру при прощании.