Дьявол внутри нас

Маджиде вышла из дому около полудня. Они должны были пообедать с Бедри в дешевой столовой, а в два часа отправиться в тюрьму. Молодая женщина ехала в трамвае и боялась засунуть руку в карман, где лежало сложенное вчетверо письмо. «Я не должна этого делать, - думала она. - Нанести ему такой удар, когда он, может быть, еще нуждается во мне. А впрочем, какой это удар? Разве я нужна ему? Он морщится, когда я подхожу к нему. Считает излишним говорить со мной серьезно. Он первый стал держаться от меня на расстоянии. Нет. За это я не сержусь на него. По почему он так незаслуженно обижает меня? Я обязательно передам ему письмо и расскажу, когда его написала. Пусть знает, что я приняла свое решение задолго до сегодняшнего дня, еще ничего не зная о его аресте.

А правда ли, что я не сержусь на него? Ведь это задело бы кого угодно. Быть правой и оказаться виноватой… Интересно, что он думает обо мне? Каждый раз в конце свидания он что-то шепчет на ухо Бедри, и тот утвердительно кивает головой. Я чувствую, что он говорит обо мне, но стесняюсь спросить. Бедри так много делает для нас, идет на такие жертвы, хотя вовсе не обязан. Уже две недели он снабжает меня и Омера деньгами. Две-три лиры, которые каждый раз дает мне Омер, это, конечно, деньги Бедри. Чтобы догадаться об этом, не надо обладать особой проницательностью. Не начал же Омер зарабатывать деньги в тюрьме!.. Но Бедри стесняется предложить мне деньги сам. Как многим я обязана ему! Вернее, мы обязаны…» Маджиде сошла с трамвая. Кофейни на площади Беязид были полны народу. Протискиваясь между столиками, она искала глазами Бедри, но его не было. «Будь он здесь, он сразу же увидел бы меня», - подумала Маджиде. Нахальные взгляды мужчин, сидящих за столиками, казалось, ощупывали ее тело. Растерянно оглядываясь по сторонам, Маджиде заметила за одним из столиков профессора Хикмета с компанией. Здесь были и поэт Эмин Кямиль и публицист Исмет Шериф. Журналист Хюсейн-бей играл в триктрак с председателем благотворительного общества. Маджиде встретилась глазами с профессором и, чувствуя себя растерянной под бесцеремонными взглядами, по привычке направилась к их столику. Но профессор Хикмет быстро отвернулся и с необычайным вниманием стал следить за игрой. Видно, он что-то сказал остальным, потому что те, кто уже успел заметить Маджиде, тоже отвернулись, притворяясь, что не видят ее. Молодая женщина опешила. В первый момент она не могла понять, чем вызвана такая неучтивость добросердечного ученого мужа, который всего пятнадцать дней назад был с ней более чем любезен. Но, вспомнив, что она теперь жена арестанта,. Маджиде рассмеялась: «О господи, да они боятся меня».

Так же, как в казино, она не рассердилась и не удивилась. Что можно ждать от этих типов, которые лишены обычных человеческих достоинств. Ей до боли захотелось попасть в среду других людей. Каких - она не знала и объяснить, что это за среда, - не могла. Ее охватило лишь страстное желание поскорее уйти туда, где нет таких отвратительных рож. Она резко повернулась и увидела Бедри, который шел навстречу и, улыбаясь, махал ей рукой. Они уверили друг друга, что не голодны, и решили идти прямо на площадь Султан-Ахмед.

- Если бы вы только видели этих профессоров и журналистов! - не удержавшись, взволнованно сказала Маджиде. - Они отвернулись при виде меня и стали о чем-то шушукаться. Профессор Хикмет, наверное, сказал: «Ради бога, не смотрите, она идет сюда!» Они все, как коты, выгнули спины и наклонили головы. Вы знаете, что я вспомнила? Когда мне было пять лет, я иногда заходила в комнату бабушки во время молитвы и хотела с ней заговорить. Бедняжка, бывало, отвернется от меня, а я зайду с другой стороны. Тогда она, изо всех сил стараясь не замечать меня, начинает читать суры из Корана громко и с какой-то угрозой в голосе. Меня всегда это очень смешило. Вид этих господ напомнил мне бабушку. Они точно так же старались не глядеть в мою сторону. Но я сама немного виновата. Хотела подойти и спросить, не видели ли они вас…

Бедри слушал ее с улыбкой. Когда она кончила, он заговорил тихим и ровным голосом, так же, как тогда, на вечере:

- Велика честь для этих господ - сердиться на них, Маджиде!

Молодая женщина заметила, что он назвал ее просто по имени. Но в его тоне звучала не задушевность, а скорее снисходительность учителя или старшего брата. Маджиде подумала, что это даже к лучшему, так как сейчас она ни с кем не могла говорить по душам, кроме Омера. И даже с Омером ей не хотелось быть откровенной. Маджиде казалось, что в ее душе сейчас ничто не могло откликнуться на такое ласковое обращение.