Они зашли, и продавец откинул крышку металлического холодильника с газировкой.
– Какую любишь?
Мальчик пожал плечами.
– Вот рутбир, – сказал Хэнк. – Я в детстве его любил, – он передал мальчику бутылку и почесал однодневную щетину. – Значит, звать тебя Эрвин, да?
– Да, сэр, – сказал мальчик. Положил фонарик на стойку, сделал глубокий глоток, потом еще.
– Ладно, так с чего ты взял, что с твоим папой плохо?
– Из-за шеи, – сказал Эрвин. – Он себя порезал.
– Это у тебя не кровь ли?
Эрвин опустил взгляд на рубашку и руки.
– Нет, – сказал он. – Это пирог.
– Где твой папа?
– Около дома, – ответил мальчик. – В лесу.
Хэнк залез под стойку за телефонным справочником.
– Ну слушай, – сказал он. – Я-то не прочь позвонить за тебя в полицию, но чтоб ты мне мозги не пудрил, понял? Они выдумки не любят, – всего пару дней назад Марлин Уильямс заставила его сообщить в полицию об очередном извращенце, который якобы подглядывал в окно. Пятый раз всего за два месяца. Диспетчер просто повесил трубку.
– А зачем мне обманывать?
– Ну да, – сказал Хэнк. – Пожалуй что незачем.
После звонка они с Эрвином вышли через заднюю дверь, и Хэнк забрал там пиво. Обошли магазин и сели перед ним на скамейку. Вокруг охранного фонаря над бензоколонкой порхало облако мотыльков. Хэнк вспомнил, какую взбучку устроил отец мальчика Лукасу Хейберну в прошлом году. Не то чтобы тот не заслуживал, но с тех пор у Лукаса с башкой было не в порядке. Только вчера он просидел все утро на этой самой лавочке, пуская слюни. Хэнк открыл еще пиво и закурил. Помедлил секунду, потом предложил сигарету из пачки Эрвину.
Мальчик покачал головой и сделал еще глоток газировки.
– Сегодня не бросают подковы, – сказал он через пару минут.
Хэнк глянул выше по ущелью, нашел глазами огни «Загона». На дворе были припаркованы четыре-пять машин.
– Видать, перекур, – предположил продавец, откинувшись к стене магазина и вытянув ноги. Они с Милдред ходили в свинарник на пастбище Платтера. Она говорила, ей нравится насыщенный запах свиного навоза, нравится представлять все не так, как другие девчонки.
– И что же тебе нравится представлять? – спрашивал Хэнк с небольшим беспокойством в голосе. Он уже многие годы слышал, как парни и мужики рассказывают про баб, но никто ни разу не упоминал о свинячьем говне.
– Не твое дело, что у меня в голове, – ответила она. Подбородок у нее был острый, как топор, а глаза – словно матовые серые шарики. Спасало ее только то, что было между ног, – хотя некоторые говорили, будто у нее там натуральная каймановая черепаха.
– Ладно, – согласился Хэнк.
– Посмотрим, что там у тебя, – Милдред расстегнула ему ширинку и увлекла в грязное сено.
После неудачного дебюта она его отпихнула и сказала:
– Господи Иисусе, надо было просто самой себя ублажить.
– Прости, – сказал он. – Это я просто волновался. В следующий раз будет лучше.
– Ха! Очень сомневаюсь, что будет следующий раз, приятель, – фыркнула она.
– Ну, тебя что, даже домой не подвезти? – спросил он, уходя. Была почти полночь. Двухкомнатная хижина в Нипгене, где она жила с родителями, находилась в двух часах пути пешком.
– Нет, побуду еще тут, – ответила она. – Вдруг появится кто стоящий.
Хэнк бросил сигарету на гравийную стоянку и отхлебнул еще пива. Ему нравилось думать, что в конце концов все обернется к лучшему. Хоть он не злопамятный человек – вовсе нет, – нельзя не признать, его немало радовало, что теперь Милдред живет с большебрюхим парнем по имени Джимми Джек, который ездит на старом «харлее» и держит ее взаперти в фанерной конуре на своем заднем крыльце, когда не торгует ее телом в городских барах. Люди говорили, она сделает все, что только тебе в голову взбредет, всего за пятьдесят центов. Хэнк видел ее в Миде на День независимости, у дверей в бар «Дасти», – с фингалом под глазом, с кожаным байкерским шлемом в руках. Лучшие годы жизни Милдред теперь остались позади, а для него они только начинались. В Цинциннати найдет себе бабу в сто раз лучше любой Милдред Макдональд. Год-два спустя после того, как отсюда переедет, небось даже имени ее не вспомнит. Хэнк потер рукой лицо, поднял взгляд и увидел, что на него смотрит мальчишка Расселов.
– Блин, я что, вслух говорил? – спросил он мальчика.
– Не совсем, – ответил Эрвин.
– Трудно сказать, когда помощник шерифа объявится, – сказал Хэнк. – Они сюда не ходоки.
– А кто такая Милдред? – спросил Эрвин.
9