Санин Василий, невысокий паренек четырнадцати лет, с непослушными светлыми волосами и яркими голубыми глазами в который раз приехал на летние каникулы в гости к бабушке с дедушкой. Старики с радостью взяли внука на летнее воспитание, давая его родителям спокойно провести отпуск. Вася не возражал – ему нравилась деревня. Здесь были его друзья, с которыми он только и мог, что общаться в жаркие месяцы каникул или по компьютеру в остальное время. Несмотря на то, что почти у каждого с собой был ноутбук или планшет, ребята предпочитали проводить все свободное время на улице. Порой родным приходилось их видеть всего дважды в день: утром – на завтраке, и поздно вечером – на ужине. Даже обед был не так важен, как долгожданная встреча с друзьями, с которыми виделся последний раз так давно, что успела пройти целая ночь.
Ребячий гомон быстро наполнял деревенские улицы с утра, и также быстро стихал – компании разбредались по окрестностям. Васька Санин, Мишка Ковыльков, Петька Иващенко, Ленка Дубова и еще четверо ребят дружили с детства. Они жили на одной улице. Немудрено, что голопятая пятилетняя ребятня встретилась в импровизированной песочнице. (Кто-то из соседей привез машину песка и высыпал его у ворот). Все лето они проводили вместе. Придумывали игры, развлечения, катались на велосипедах, купались в озере и еще тысячу разных дел.
В этот день Мишка – их заводила – предложил залезть на участок Иваныча за яблоками. Плоды только-только созревали; маленькие, невкусные они вязали рот, и вызывали дикий понос, но ребят они не очень интересовали. Сама идея забраться на чужие угодия холодила спину и вызывала приятные мурашки. Дождавшись, когда старик уйдет на дневной сон они начали потихоньку перебираться через забор. Вася тоже приготовился, но в последний момент что-то остановило его, и он остался ждать ребят на пустой улице. И вот теперь они смеются над ним, обзывая трусом, а он не может ответить, потому что сам не знает, почему не полез.
– Сами вы трусы! – не выдержал он. – Слабо по старому кладбищу прогуляться?
– А не слабо, – усмехнулся Ковыльков.
Василий добавил мстительно, пристально глядя в глаза другу: – Ночью.
Все притихли. Никто в здравом или не здравом уме не ходил на заброшенное кладбище.
Оно стояло недалеко от деревни, некогда тихое и приветливое место – насколько это возможно – давно находилось в запустении. Огромная поляна, густо усеянная могилами, памятника, крестами, полуистлевшими фигурами ангелов, заросла травой. Вокруг ее подпирал лес; однако, если присмотреться, стволы не заходили за невидимую границу мертвых угодий, словно боясь потревожить усопших.
Много слухов ходило об этом месте. Одни говорили, что там похоронены крестьяне, некогда жившие в этой деревне. Другие утверждали, что это немецкое захоронение. Третьи доказывали, что кладбищу несколько сотен лет и что там погребены замученные жестоким барином крепостные. Никто не знал правды, и никто не решался узнать ее.
Само место отпугивало любого, кто к нему приближался. Даже в самый жаркий день, от него веяло холодом, и никогда никто не слышал, чтобы рядом с ним пели птицы, или гулял озорной ветер, словно это кладбище было не от мира сего. Поговаривают, однажды на него забрел местный алкоголик. Утром его нашли забившимся под упавшее дерево. Бледный, с поседевшими волосами, он трясся и до вечера только и мог, что мычать. Он так и не смог объяснить, что произошло, но испуганные глаза говорили сами за себя. С тех пор мужик бросил пить и с головой ушел в религию.
– Ты псих? – ошарашено поинтересовалась Лена – полненькая девочка, с рыжими волосами.
Вася ответил с вызовом, пытаясь отвлечь ребят от своего утреннего позора.
– Псих, не псих, но вам слабо, – в голосе прозвучали брезгливые нотки.
Друзья опустили глаза – все понимали, что надо быть сумасшедшим, чтобы добровольно пойти на заброшенное кладбище… Но подростковый максимализм не позволял признаться в такой слабости. Ковыльков набычился, выставил ногу вперед, нависая над другом.
– Сам не можешь, вот нас и подбиваешь. Трус, – сплюнул он сквозь зубы.
– А вот и могу! – не удержался Санин, и тут же пожалел о сказанном, но слова обратно не вернешь.
Ребята уважительно посмотрели на него.
– Ты один пойдешь на… кладбище? – промолвил Генка Зубов и присвистнул. – Ну, ты, брат, полный абзац. Лучше сразу прыгни под поезд – не так мучиться будешь.
Василий понял, что отступать некуда, прослыть еще раз трусом не хотелось. Если он пойдет на заброшенное кладбище больше никто не скажет, что он боится.
– Вот и пойду, – с вызовом произнес он, глядя на ребят. – Сегодня же и пойду. Кто хочет со мной?
Признаться, Санин надеялся, что никто не захочет пойти. Тогда бы он мог спрятаться в лесу, особо не приближаясь к старому захоронению, а утром сказать, что был там. И никто не сможет доказать обратное. Все испортил Ковыльков.
– Я пойду, – вызвался он, победно глядя на парня, будто сумел прочитать его мысли. – Вместе, что бы ты ни спрятался где-нибудь, а потом гнал, что всю ночь тусовался на могилах.