— Мы же не на вечеринке, Пол. Как ты думаешь, он ранен?.. О!..
Что-то коричневое, бегущее из-под головы незнакомца на мои руки... Кровь! Я узнала се тепло, липкость, густоту, Пол увидел кровь в тот же момент.
— Я не тронул его, я в этом уверен. Его, должно быть, стукнуло обломком машины при взрыве. — Он встал, его голос был спокоен и тверд. Я начала понимать слезы Лолы Греветт. — Не двигайся, Дороти, я пойду позвоню, — большими шагами он направился к темным силуэтам домов, видневшихся вдали. Я осталась одна на дороге, рядом с человеком, который, быть может, умирал. Вдруг он открыл глаза, взглянул на меня и улыбнулся.
— Дороти, ты совсем свихнулась?
На такой вопрос мне труднее всего ответить, особенно если его задает Пол, который в элегантном темно-голубом блейзере смотрит на меня с издевкой. Мы на террасе моего дома, и я одета для работы в саду: старые брезентовые слаксы, цветастая блуза и косынка на голове. Не то чтобы я когда-либо работала в саду: вид садовых ножниц пугает меня, но я люблю менять внешность. Поэтому каждый субботний вечер я одеваюсь для работы в саду, как и мои соседи, но вместо того, чтобы носиться за взбесившейся газонокосилкой или полоть буйно заросшую цветочную клумбу, я устраиваюсь на террасе с двойным виски в одной руке и книгой в другой. За этим занятием и застал меня Пол.Я чувствовала себя виноватой и неряшливой — два почти одинаково неприятных ощущения.
— Ты знаешь, что все в городе только и говорят, что о твоем последнем сумасбродстве?
— Все-все? — повторила я недоверчиво и скромно.
— Что, во имя Бога, этот парень здесь делает?
— Но он выздоравливает, Пол, он поправляется. В конце концов, ему сильно повредило йогу. И ты же знаешь, что у него нет ни доллара, ни семьи, ничего.
Пол глубоко вздохнул.
— Именно это и беспокоит меня, дорогая. Включая и то, что твой молодой битник налакался ЛСД перед тем, как броситься под колеса.
— Но, Пол, он же сам тебе все объяснил. Под действием наркотиков он не только не узнал, но и представить себе не мог, что это автомобиль. Огни фар он принял...
Неожиданно Пол покраснел.
— Мне все равно, что он там себе представлял. Этот придурок, этот хулиган чуть не убил нас, а через два дня после этого ты привозишь его к себе, устраиваешь в гостиной и носишь ему завтраки в постель. Что если он однажды придушит тебя, приняв за цыпленка или Бог знает еще за кого? А если он убежит с твоими драгоценностями?
Тут я нанесла ответный удар.
— Знаешь, Пол, никто еще не принимал меня за цыпленка. А что касается моих драгоценностей, то их не так уж много, чтобы нажить на них состояние. В конце концов, не могли же мы оставить его совершенно беспомощного прямо на дороге.
— Ты могла оставить его в больнице.
— Но он сказал, что в больнице слишком мрачно, и я целиком с ним согласна.
Пол выглядел очень расстроенным, когда уселся напротив меня в парусиновое кресло. Он механически взял мой стакан и выпил добрую половину содержимого. Я не остановила его, хотя мне это совсем не понравилось. Пол явно был на взводе. Он посмотрел на меня.
— Ты работала в саду?
Для убедительности я кивнула несколько раз. Любопытно, что некоторые мужчины заставляют их обманывать. Я не смогла бы честно объяснить Полу мое невинное субботнее времяпрепровождение. Он опять назвал бы меня сумасшедшей, и я задумалась бы, а не прав ли он.
— Не так-то легко заметить, —.продолжал Пол, оглядываясь вокруг. Мой мизерный клочок сада действительно напоминал джунгли. Но я притворилась рассерженной.
— Я делаю все, что могу.
— Что у тебя в волосах?
Я провела рукой по голове и обнаружила две или три стружки, белые и тонкие, как бумага.
— Стружки, — недоуменно ответила я.
— Я это прекрасно вижу, — сухо подтвердил Пол. — Кстати, их полно и на земле. Кроме ухода за садом ты еще и плотничаешь?
В этот момент еще одна стружка спланировала сверху ему на голову. Я быстро взглянула наверх.
— А, я знаю, это Льюис вырезает маску из дерева, чтобы скоротать время.
— И элегантно отправляет обрезки через окно? Очаровательно!
Я тоже начала немножко нервничать. Возможно, я допустила ошибку, привезя Льюиса сюда, но, в конце концов, лишь на определенное время, без каких-то скрытых мотивов. И потом, Пол не имел никаких прав на меня, на что я тут же ему и указала. Он ответил, что его права те же, что и у каждого мужчины: иметь беспечную женщину, оберегать ее, и дальше такая же чушь... Мы повздорили, он ушел взбешенный, а я осталась в шезлонге, с навалившейся усталостью и теплым виски. Часы показывали шесть. На лужайке, усыпанной листьями, удлинялись тени, приближающийся вечер сулил лишь скуку, так как битва с Полом лишила меня приглашения в веселую компанию. Оставался еще телевизор, обычно нагоняющий сои, да неразборчивое бормотание Льюиса, которое я слышала, принося ему обед.