— Древнейший враг человека — рак! — тяжело выдохнул Фаллон, и в домике воцарилась гнетущая тишина. Мне нечего было ему ответить. Так вот почему он казался таким задумчивым, почему спешил выполнить работу любой ценой. Он хотел провести последние в жизни раскопки и достиг своей цели: они увенчались успехом!
— Извините меня, — наконец произнес я.
— Вы — извиняетесь передо мной? — усмехнулся он. — Мне кажется, что это я должен перед вами извиниться за то, что втянул вас в эту затею! Если с Гаттом все обстоит именно так, как вы говорите, мне не дожить до больницы. Да и никому из нас не выбраться отсюда. Я должен извиниться перед всеми! Но ведь э^ого мало, не правда ли? Зачем мертвецу извинения?
— Успокойтесь, — сказал я.
Он надолго замолчал, потом сказал:
— Когда, по-вашему, Гатт начнет наступление?
— Не знаю, — ответил я. — Но, должно быть, скоро. — Я допил виски. — Вам лучше немного вздремнуть. — Фаллону это предложение не очень поправилось, но он промолчал, и я ушел.
Как выяснилось, у Рудецки иногда возникали и собственные идеи.. Когда я наткнулся на него в темноте, он разматывал катушку провода. Смачно выругавшись, он сказал:
— Извини, но я уже на пределе.
— Чем ты занимаешься? — спросил я.
— Если чиклерос пойдут на нас в атаку, они могут укрыться вон за теми двумя домиками. Поэтому я собрал всю взрывчатку и заминировал их. Теперь я тяну провод к взрывной машинке в нашем домике: я уж постараюсь, чтобы у них не было укрытия.
— Только не спеши со взрывом домиков, — сказал я. — Мы подготовим для них сюрприз и преподнесем его им в подходящий для нас момент.
— Вот и ты стал человеком, способным преподносить подобного рода сюрпризы, — недовольно прищелкнул языком Рудецки.
— Получил несколько уроков в лесу. — Я помог ему размотать провод, и мы замаскировали его, как могли, присыпав землей. Рудецки присоединил концы провода к клеммам взрывной машинки и удовлетворенно погладил ее ладонью.
— Скоро рассвет, — заметил я.
Рудецки подошел к окну и взглянул на небо.
— Что-то многовато облаков, — сказал он. — Фаллон говорит, что дожди могут хлынуть в любую минуту.
Погода меня волновала меньше всего.
— Пусть Смит и Фоулер наблюдают за подходами к лагерю, — сказал я. — Сюрпризы нам ни к чему.
Я вышел из домика, сел и задремал, почувствовав невероятную усталость. Если бы я тогда не выспался в лесу на дереве, я давно бы уже свалился с ног: без сна человек обойтись не может. Разбудил меня Фоулер.
— Кто-то сюда идет, — с тревогой сказал он. — Вон оттуда, со стороны леса. Пошли, я покажу.
Мы дошли до крайнего домика, из которого он вел наблюдение. Я взял у него полевой бинокль и навел его на виднеющуюся вдали фигуру в белом.
Освещения и силы бинокля хватило, чтобы в человеке, шагающем по расчищенной площадке, я узнал Гатта.
Свет был каким-то странным в то утро. Несмотря на летящие по небу высокие облака, воздух казался кристально прозрачным, а марево, зависающее над лесом уже с рассвета, куда-то исчезло. Солнце только всходило, но небо уже подернулось нездоровым и зловещим желтоватым оттенком, а легкий бриз с запада клонил ветви деревьев в сторону расчищенных руин Уаксуанока.
Наводя окуляры на резкость, я заметил, что мои руки дрожат, и положил бинокль на подоконник, чтобы изображение не плясало у меня перед глазами. Гатт шел уверенно и неторопливо, словно бы совершал утреннюю прогулку по парку. Время от времени он останавливался и осматривал раскопки. Одет он был безукоризненно, как и во время его неожиданного визита в лагерь номер один: я даже разглядел в его нагрудном кармане носовой платок.
Я провел биноклем по периметру всех раскопок, но никого не заметил: молено было подумать, что Гатт пришел сюда один, что, конечно же, было бы нелепо предположить. Я отдал бинокль Рудецки, который тоже зашел в домик, и сказал:
— Вот это и есть Гатт.
— Не торопится, однако, — усмехнулся Рудецки, разглядывая Гатта. — Что ему здесь нужно, черт бы его подрал? Уж не цветочки ли он собирает.
Гатт наклонился и взял что-то с земли.
— Выйду и поговорю с ним, — сказал я, — он будет здесь уже минут через пять. Понимаю, что это рискованно, но так лучше. Кто-нибудь из вас умеет пользоваться винтовкой?
— Фоулер был снайпером в Корее, — сказал Рудецки.
— Превосходно, — сказал я. — Держи его под прицелом и в крайнем случае стреляй — пусть получит, что заслуживает.
— Не отходите слишком далеко, — сказал Фоулер, осмотрев прицел. — И не заслоняйте Гатта своей спиной.
— Пусть пока никто не высовывается, — приказал я, подходя к двери, и вышел наружу, чувствуя себя приговоренным к смерти, идущим к виселице.
Направляясь к Гатту, я ощущал неприятное чувство человека, которого держат на мушке, и шел медленно, как советовал Фоулер. -Наша встреча с гостем произошла примерно в двухстах ярдах от домика, и я несколько отклонился в сторону по пути, чтобы расширить для Фоулера сектор огня.
— Прекрасное утро, мистер Уил! — пыхнув сигарой, приподнял в знак приветствия Гатт свою элегантную шляпу. — Могу я видеть профессора Фаллона?
— Нет, — отрезал я решительно.