— Я знаю, что надо делать, — прошептал Смит, подняв голову. — Надо выдать им Фаллона. Пусть делают с ним что хотят, но нас оставят в покое. — В его глазах появился безумный блеск.
— Замолчи! — крикнул я, но тотчас же взял себя в руки, подавив в себе соблазн сорвать на Смите собственное отчаяние и тем самым сыграть на руку Гатту, который только того и добивался, чтобы стравить нас друг с другом.
— Послушай меня, Смит, — решительно и спокойно продолжал я. — Нам всем не. миновать смерти. Но можно погибнуть от пули, а не умереть мучительной смертью под пытками. Я сделал свой выбор: я буду сражаться с Гаттом и постараюсь убить его.
— Хорошо тебе так говорить, —с ненавистью взглянул на меня Смит. — Тебя он мучить не станет, ты в безопасности.
И тут я истерически расхохотался:
— В безопасности? Я — в безопасности? Боже, я сейчас умру со смеху! — У меня выступили от смеха на глазах слезы и закололо в боку. — В безопасности! Вот умора!
Смит взглянул на меня сперва изумленно, потом нервно хихикнул и залился нормальным хохотом. На лице Фаллона тоже появилась слабая улыбка. Он сказал:
— Извини, что я втянул тебя в эту авантюру, Смит. Но мое положение не лучше.. Джемми прав — нужно драться до конца.
— Мне тоже жаль, что я ляпнул подобную глупость, мистер Фаллон, — смущенно сказал Смит. — Похоже, у меня было временное затмение рассудка. — У меня осталось пять патронов: четыре дли них и один для меня. Постараюсь захватить с собой на тот свет как можно больше этих ублюдков.
— Ты прав. — Я взял со стола свой револьвер, думая о том, что у меня вряд ли хватит духа пустить себе пулю в висок.
— Следи за тем, что творится снаружи, Гатту верить нельзя.
Я опустился на колени рядом с Катрин. На ее щеках остались следы слез.
— Мне жаль, что я сломалась, — прошептала она.— Но я сильно испугалась. Они на самом деле убили Рудецки и Фоулера?
Я кивнул и, вздохнув, добавил:
— И Пола тоже. Так мне сказал Гатт.
— О Боже! Бедняжка Пол! Он хотел так много — и все сразу! — воскликнула Катрин, и на глазах ее выступили слезы.
Я не стал ей рассказывать о том, каким образом Холстед намеревался добиться всего сразу. Мне не хотелось причинять ей боль. Пусть запомнит его таким, каким он был в молодости, когда она вышла за него замуж, — нетерпеливым, полным творческих планов и амбиций. Рассказать ей теперь всю правду о нем было бы слишком жестоко. И я просто сказал:
— Мне очень жаль, что так вышло, Катрин.
— Джемми, — коснулась она моей ладони, — у нас есть шанс.
Я взглянул ей в глаза и твердо сказал:
— Шанс остается всегда, — хотя в душе вовсе не был в этом уверен. Я встал и подошел к стоящему возле окна Смиту.
— Ну, что там происходит? — спросил я его. — Где чиклерос?
— Укрылись вон в тех домиках, — сказал он, — по пять-шесть человек в каждом. Если они начнут стрелять оттуда, пули прошьют стены нашего домика, как фанерный ящик.
— Можно преподнести им сюрприз, — посмотрел я на взрывную машинку, думая о том, сколько взрывчатки заложил Рудецки под домики и целы ли еще провода. В детстве, читая о неудаче Гая Фокса, я всегда очень огорчался из-за отсыревших фитилей, которые спасли в «пороховую ночь» английский парламент.
Тишину внезапно нарушил хриплый голос Гатта, доносящийся из мегафона:
— Уил! Ты готов к переговорам? Твой час истек, Уил! — Гатт гнусно рассмеялся: — Лови рыбку, или я порежу тебя на наживку!
Гул самолета перекрыл голос Гатта: постепенно нарастая, он перешел в рев, когда самолет оказался над нами. Я судорожно схватил взрывную машинку и повернул ручку на девяносто градусов. Мощный взрыв потряс все вокруг, Смит издал ликующий вопль, и я подбежал к окну. Один из домиков с чиклерос взлетел на воздух, от него осталось лишь бетонное основание. Из второго домика разбегались в разные стороны фигурки в белом. Смит начал стрелять по ним, но я сжал его плечо:
— Не трать попусту патроны!
Самолет снова пролетел над нами, и я задумчиво произнес:
— Любопытно, кому он принадлежит? Возможно, Гатту.
— Может, и нет, — сказал Смит. — Но какой сигнал мы ему подали!
Я от души надеялся, что отправил Гатта в преисподнюю.
В течение часа все было тихо, затем вновь затрещали выстрелы. Пули прошивали стены нашего домика, откалывая щепки от обшивки, и мы прятались за бревнами и толстыми балками. Ясно было, что Гатт жив: без него и его подручных чиклерос не возобновили бы атаку. Гатт умел руководить людьми, у него было дьявольское упорство. Но чей, все-таки, это был самолет? Сделав пару кругов, он улетел на северо-запад.
— Интересно, куда подевались остальные чиклерос? — сказал Смит, выводя меня из размышлений. — По нам стреляют не более четырех. Во время взрыва погибло тоже четверо. Куда же подевались все остальные?
Катрин пряталась за бревнами, сжимая в руке револьвер.
Фаллон неподвижно стоял возле окна с дробовиком в руках, ожидая неизбежного конца.