— Я думаю о Фаллоне, — сказала она. — Оказывается, ты жестокий и расчетливый человек. Как же я ошиблась в тебе! Ты оставил человека, умирать и даже не вспоминаешь о нем!
— Катрин, Фаллон умирает от рака, — тихо сказал я. — Он узнал об этом еще в Мехико и поэтому стал вести себя столь легкомысленно. Теперь же чувствует угрызения совести, а он хочет, чтобы совесть его была чиста. Я не мог отказать ему в этом.
— О Боже! — воскликнула Катрин. — Я ничего об этом не знала. Так вот почему он не спешил уезжать отсюда! Этот древний город был его последним любовным романом. Он ведь гладил каждую вещь, попадавшую ему в руки. — Она всхлипнула. — Джемми, прости меня за слова, которые я тебе сказала!
— Забудем об этом!
Внезапно погас свет — кто-то наверху отключил его, и мы остались в темноте, ощущая- ее почти физически как влажный черный покров. Я сжал руку Катрин. Мы стали разговаривать, чтобы не чувствовать гнетущей тишины подводной пещеры. Мы говорили обо всем: о семье Катрин и ее работе, о моем увлечении в молодости фехтованием и подводным плаванием, о моей ферме, о Багамских островах, и о нашем будущем. В темноте мы настолько забылись, что поверили, что у нас может быть будущее. Наконец я взглянул на люминесцентный циферблат подводных часов: настало время подниматься на поверхность.
— Я готова, — сказала Катрин.
— Ты останешься здесь, — облизнув пересохшие губы, с трудом выдавил из себя я. — Воздуха хватит только на одного. Если мы начнем всплывать вместе, то оба погибнем. Даже если Гатт убрался отсюда, все равно нужно найти детали компрессора, которые спрятал Рудецки, и собрать их. Ты сможешь самостоятельно это сделать?
— Нет, не смогу, — сказала Катрин.
— Значит, это должен сделать я. Мне потребуется два часа на всплытие и не менее часа на то, чтобы собрать компрессор. Воздуха в пещере тебе хватит еще часов на восемь.
— Значит, если через восемь часов ты не вернешься, ты не вернешься никогда, Джемми?
Она была права, и я это знал.
— Лучше сразу утонуть, чем погибать от недостатка воздуха, — задумчиво произнесла она.
— Ради Бога! — воскликнул я. — Обещай мне дождаться меня здесь! Я вернусь, я непременно вернусь и спасу тебя!
— Поцелуй меня, дорогой, — мягко сказала она и обняла меня.
Я крепко прижал ее к себе. Не обращая внимания на гидрокостюмы, мы поцеловались.
— Нельзя терять время, — оттолкнув ее от себя, я стал нащупывать в темноте шланг. Мне под руку попалось что-то металлическое, и я сжал этот предмет в руке, другой рукой наконец нащупав шланг. Засунув найденный предмет под ремни акваланга, я опустил маску и соскользнул в воду, сказав еще раз:
— Я вернусь!
Последнее, что я услышал, уходя под воду, был голос Катрин, одиноко звучащий во мраке пещеры:
— Я люблю тебя! Я тебя люблю!
Вынырнув под плотиком, я высунул в отверстие голову и с наслаждением вдохнул горячий от солнца воздух. Ветер стих, никаких голосов или других звуков, говорящих о присутствии людей, не было слышно. Я выплыл из-под плота, вскарабкался на него и скинул с себя акваланг. Что-то стукнулось о доски, я нагнулся и увидел, что это золотая статуэтка девушки майя, отлитая Виверо, прихваченная мною в темноте из пещеры. Я сунул ее за пояс и поплыл к грубому деревянному пирсу, сколоченному Рудецки. Поднявшись по ступеням, выбитым в скале, я застыл в изумлении. Лагерь был полностью разрушен, от домиков остался только фундамент. По всей территории валялись сломанные деревья, ветви, доски, и нигде не было видно ни единой живой души.
Домик, в котором мы держали оборону, рухнул, придавленный огромным деревом, вывороченным с корнем. Ступая по веткам и листве, я пошел к нему, как вдруг из-под развалин вылетела, громкая хлопая крыльями, яркая пестрая птица, испугав меня. Я полез сквозь ветви внутрь развалин, надеясь найти запасные акваланги. И где-то рядом должен был лежать Фаллон! Я нашел два мачете и принялся расчищать одним из них себе путь. После десяти минут работы я обнаружил залитое кровью лицо Смита. Пробравшись немного вперед, я наконец нашел Фаллона.
Его придавило к полу веткой, и пощупав его запястье, я с изумлением обнаружил, что он жив! Его не убил Гатт, он устоял против рака и выжил, несмотря на неистовство стихии. Я стал освобождать его, что оказалось нелегкой задачей. Вскоре, однако, я вытащил его из-под дерева и устроил в тенечке. Он еще не пришел в себя, но цвет лица стал лучше. Никаких повреждений на его теле я не заметил, только на лбу чернел синяк. Оставив его на время, я пошел заниматься компрессором.
Детали его были зарыты возле домика, но теперь, после бури, все вокруг покрывали ветки и разные обломки. Я бросил взгляд на склон холма, и у меня перехватило дух от увиденного. Гряда была совершенно голой, словно над ней поработала бригада Рудецки с бензопилами и огнеметами. Все это сотворил ветер — огромной силы ветер, вырвавший деревья с корнями. Вот почему все вокруг и было завалено деревьями и листвой.