Дьявольская сила

Вот здесь он, похоже, говорил правду – я это здорово почувствовал, хотя для того, чтобы понять логику его рассуждений, обладать особо острым восприятием было совсем не обязательно.

– Но я готов положить конец этому безрассудству, – продолжал Эйслер. – Если вы положите пистолет и немедленно уберетесь прочь, шума я поднимать не буду. Я понимаю, что вы находитесь в отчаянном положении. Но угрозами от меня все равно ничего не добьетесь.

– Но мы вам вовсе не угрожаем, – возразил я. – Нам нужны всего лишь сведения о вкладе, который по банковскому законодательству и Америки, и Швейцарии принадлежит моей супруге.

Со лба Эйслера покатились две струйки пота, прорезав глубокие линии. Решимость его заметно отступала, и вновь я услышал поток его мыслей, некоторые из них были сердитые, другие – жалобные. Он явно колебался в душе.

– А что, кто-нибудь забирал золото из этого хранилища? – спокойно спросил я.

«Никто, – отчетливо услышал я его мысль. – Никто».

Он закрыл глаза, как бы приготовившись к выстрелу, который оборвет его жизнь. Теперь пот катился с него градом.

– Не могу сказать, – прошептал он.

Значит, никто золота отсюда не забирал. Но все же…

И тут мне вдруг пришла в голову другая мысль: «А что, если другая половина золота сюда вовсе и не вкладывалась, а стало быть, никуда отсюда и не переводилась?»

Я все время держал пистолет в руке, а тут стал медленно приближать его к голове Эйслера, пока ствол не коснулся виска, и слегка прижал его. Пистолет даже немного спружинил, образовав вокруг ствола заметные белые круги на виске.

– Не надо, пожалуйста, – прошептал он. Так тихо, что я едва расслышал его просьбу.

Теперь его мысли заторопились и лихорадочно заскакали, я ничего не смог уловить в их хаосе.

– Отвечайте, – настаивал я, – и мы вас оставим в покое.

Он проглотил слюну, закрыл глаза и, опять открыв их, прошептал:

– Десять миллиардов долларов золотом в слитках. Наш банк получил это золото целиком.

– Ну и куда же его распределили?

– Половину поместили в хранилище. Вы сами видели это золото.

– А остальное?

Он опять сделал судорожный глоток.

– Остальное продано. Мы оказывали содействие при его продаже на рынке золота через брокеров, с которыми сотрудничаем на конфиденциальной основе. Оно было расплавлено, а затем переделано.

– А какова его стоимость?

– Да, наверное, пять… или шесть…

– Миллиардов?

– Да.

– Оно было обменено на ликвидные средства? Продано за наличные?

– Был телеграфный перевод.

– Куда же?

Опять он закрыл глаза, мускулы на его лице напряглись, будто он молился.

– Не могу сказать.

– Куда?

– Не вправе сказать.

– Деньги переведены в Париж?

– Нет, пожалуйста, не могу…

– Куда отправлен телеграфный перевод?

«Германия… Германия… Мюнхен…»

– Деньги перечислены в Мюнхен?

– Можете убить меня, – снова шепнул он, закрыв глаза. – Я готов к смерти.

Решимость его удивила меня. Какая одержимость охватила его? Что толкнуло на такую безрассудную решимость? Может, он думает, что я беру его на «пушку»? Но в таком случае ему нужно дать понять, что меня вокруг пальца не проведешь. Да и какой здравомыслящий человек вообразит, что я блефую, что мой пистолет даже не заряжен, когда я стою вот тут рядом и приставил оружие к его виску? Нет, он скорее предпочел бы быть убитым, чем нарушить традицию конфиденциальности швейцарских банков!

Затем послышался слабый звук журчащей воды, и я увидел, что он обмочился. На брюках между ног у него появилось большое мокрое пятно. Испуг его был неподдельным. Глаза закрылись, он сам весь как бы захолодел, парализованный страхом.

Но я не отставал от него, просто не мог этого сделать. Прижав поплотнее пистолет к его виску, я медленно и настойчиво повторял:

– Нам нужно только имя. Скажите, куда переведены деньги. Кому. Назовите имя.

Все тело Эйслера сотрясала дрожь. Глаза он не открывал, губы плотно сжал и скривил, мускулы напряг. Пот ручьем катился по его лицу, подбородку и шее. Даже лацканы серого пиджака на нем и галстук потемнели от пота.

– Я же сказал, нам нужно только имя.

Молли молча сидела и смотрела на меня, на глазах ее навернулись слезы, время от времени она морщилась, как от боли. Она с трудом переносила разыгравшуюся сцену. «Крепись, Мол, – хотелось мне сказать ей. – Сиди и не рыпайся».

– Вы же знаете, какое имя мне нужно.

И через минуту я услышал это имя. Эйслер по-прежнему хранил молчание. Губы его дрожали, он вот-вот готов был расплакаться, но сдерживался изо всех сил и не произнес ни слова.

Но он думал, хотя вслух ничего не говорил. Я уже намеревался было отпустить пистолет, как мне в голову пришла новая мысль, и я спросил:

– А когда в последний раз произведен ему перевод из вашего банка?

«Сегодня утром», – подумал Эйслер.

Он крепко зажмурился, большие капли пота опять потекли по его носу, а с носа – на лацканы пиджака.

Итак, сегодня утром. Опустив пистолет, напоследок я заметил:

– Ну что ж. Вижу, вы человек с железной волей.