Дьявольские близнецы

…По приезду домой Маша кинулась разыскивать Павла и девочек. Их домашний телефон не отвечал, но Маша не привыкла сдаваться: часами караулила возле подъезда. Странно, квартира выглядела нежилой: окна всегда были закрыты, свет по вечерам не горел. Терпение её иссякло, и под видом представителя одной из служб социального опроса она обошла соседей Павла по лестничной площадке. Одна из них, вредная древняя старуха выболтала Маше, что Павел много лет тому назад покинул страну. Уехал то ли в Америку, то ли в Африку, или ещё куда, что с «А» начинается, опыты медицинские проводить. Девочек к себе жены - покойницы родители забрали. Где они, что с ними, то старухе неведомо.

«Пока нуждались, так общались. Потом за ненадобностью выкинули. И нечего тут ходить разнюхивать, а то в милицию сейчас позвоню! Ходят всякие, а потом пенсии недосчитаешься!» – на ровном месте вспылила бабка и вытолкала Машу прочь. Видимо опять вспомнила застарелую обиду.

     На Царицынском радиорынке Маше удалось купить диск с адресной базой данных. Так она нашла адрес родителей Светланы, благо их фамилия, имена и отчества навсегда врезались в память Маши за время судебного процесса. Но и у них в квартире проживали абсолютно чужие люди, не имевшие представления о бывших владельцах жилья. Измученная ожиданием встречи с дочерьми и расстроенная, что поиски не приносят должного результата, она в изнеможении присела на скамью возле подъезда и заплакала. На другом конце лавки уже восседал седой старик с горделивой осанкой. На голове деда была надета вышитая тюбетейка, на пальцах руки, державшей трость, вытатуированы перстни. Сдерживая слёзы, Маша тихо всхлипнула.

– Чего ревёшь? – не поворачивая головы, спросил её случайный сосед. – С мужем поссорилась?

Маша покачала головой, не отвечая на вопрос.

– Эх, дева, завидую я вам – женщинам иногда! – продолжал он, вовсе не нуждаясь в диалоге. – Водички полили, и на душе легче. Иной раз завыть охота, токмо мужчины не плачут!

Машу заинтересовал её необычный собеседник. Она вытерла слёзы и повернулась к нему.

– А у вас что случилось? С женой поругались? – попробовала отшутиться она.

– Жена, слава Аллаху, у меня золото, дочка…–  дед искоса взглянул на Машу. – Такая же красавица, как ты. Только лет на тридцать постарше. От другого сердце саднит. В этот день, два года назад друг мой закадычный погиб. Страшную смерть Ян принял. На даче баллон газовый взорвался, сгорело всё дотла.

Старик замолчал, поиграл желваками. Маша почувствовала дурноту.

– А девочки? – прохрипела она. – Девочки где?

– Ты откуда про девочек знаешь? – во взгляде старика недоумение мгновенно сменилось пониманием, кто перед ним. – Вот оно что…

Маша с вызовом глянула на него.

– Не вам меня судить, и не мне перед вами оправдываться. Что с детьми?

Старик, не мигая, смотрел в её глаза, словно выискивал там ответ на вопрос. Наверно, что-то он разглядел, раз всё же ответил:

– Погибли они вместе с дедом. В ту ночь все трое сгорели. На Ваганьковском кладбище найдёшь, двадцатый участок.

В ушах у Маши зазвенело, и свет в глазах померк.

Очнулась она, старика рядом не было. Вместо него на скамье лежал огромный дворовый кот и жалобно мяукал. Маша резко поднялась, чем вызвала его недовольство. Котяра фыркнул, соскочил вниз и, презрительно задрав хвост, удалился.

Маша долго блуждала по двадцатому участку, с трудом протискиваясь меж оградками близко расположенных друг к другу могил. Вечерело. Солнце нехотя катилось к горизонту, нежные серебристые листья на верхушках деревьев казались осыпанными позолотой. Тени удлинились и похолодало. Наконец, под раскидистым кустом сирени, она нашла их, своих девочек.

     С тех пор Маша каждый месяц приходила к ним на могилу. Рассказывала о своём нехитром житье – бытье. О том, как ей одиноко, особенно ночами. Что устроилась на новое место работы, после того, как хозяин прежней забегаловки, где она мыла посуду, начал домогаться её. Что родители, которые уже давно получили американское гражданство, полностью игнорируют её попытки общения с ними, хорошо, хоть оставили ей квартиру. Она говорила с ними обо всём, мысленно представляя их, взрослых рыжеволосых красавиц рядом с собой…

     В попытке занять себя, чтобы убить долго тянущееся вечерами время, Маша взялась за разбор всех шкафов, кладовок и антресолей. Она с детским восторгом обнаруживала старые вещи, о которых давно позабыла. Первые коньки, не какие-то там гаги, а настоящие фигурные – причина зависти всех девочек двора. Школьные дневники, письма, которые ей присылали родители из-за границы, перевязанные розовой атласной лентой. Игрушечную деревянную мебель, смешного плюшевого пса с преданными глазами-пуговицами, с которым спала почти до пятнадцатилетия. Маша со светлой грустью перебирала предметы, хранившие память детства: беззаботного времени, когда будущее кажется таким безоблачным и понятным. И ты ожидаешь только счастья, ведь ничего плохого с тобой случиться просто не может.

«Надежды юношей питают», – вздохнула Маша с сожалением.